И овцам снятся пастухи
Шрифт:
— Это как? — Мати вопросительно смотрел то на меня, то на Шона. — Это что, правда?!
— Ну… — Я не знал, как вообще реагировать на всё это безобразие.
— Да он, он, — Шон начал подбадривать меня. — Просто в другом теле. Но это всё мы сможем обсудить в моих персональных апартаментах, куда я вас и приглашаю. Пойдёмте же, у меня есть для вас сюрприз! — И он поспешил к выходу.
Мы последовали за Шоном. Солдаты у двери отдали нам честь.
— Откуда ты его знаешь? — Спросил Мати.
— Мы
— Да, мы одну школу заканчивали, — Встрял Шон. — Мы его избили в первый день, как он к нам перевёлся. Синяков ему наставили вот таких, — И Шон прижал кулаки к глазам, оборачиваясь к нам, чтобы мы его видели.
— А потом я их по-одному выловил в туалете и вмазал, как следует, — Злорадно сказал я.
— Ага, два молочных зуба мне вышиб, — Шон снова обернулся и показал пальцем на оскал своих передних зубов. — Я потом с ним целую неделю не разговаривал.
— Ну и нравы у вас в Америке, — Сказал Мати. — У нас в школе так часто не дрались.
— У нас тоже часто не дрались, — Пожал плечами Шон. — Только тогда, как кто-то подложит искусственного паука к нему в ранец.
— Они мне всё время пауков подкладывали, — Сознался я. — А меня это сильно раздражало.
— Мы тогда старый примитивный ужастик на уроке психологии посмотрели про пауков, — Шон прыснул от смеха. — А там главный герой как раз был такой мямля, его звали доктор Дженнингс.
— Они мне это потом на каждой встрече выпускников припоминали, когда я степень получил, и ржали, как идиоты, — Сказал я обиженно.
Очередная пара солдат отдала нам честь, и мы оказались в просторной гостиной. Угловой диван с кожаной обивкой расположился напротив большого белого полотна видеопанели. Массивные звуковые колонки возвышались на полированных мраморных постаментах. Огромных размеров невысокий столик овального стекла был придвинут к правой стороне дивана. Слева за палантином угадывалась гигантская кровать. По полу раскинулся цветастый ковёр.
— А теперь сюрприз! — Сказал улыбающийся Шон и распахнул дверцы бара, расположенного над диваном. — Выбирайте на любой вкус! Кто будет виски? Бренди? Ром? Водка? Это всё наша, земная выпивка!
Бар действительно был полон разношёрстных бутылок.
— Как ты всё это сюда протащил? — Спросил я. — А, ладно, я буду виски с содовой.
Я плюхнулся на диван и закинул ноги на край столика: если мне не суждено вникнуть в суть происходящего, так хоть напьюсь.
— Вот это по-нашему! — Обрадовался Шон. — Сейчас какую-нибудь закуску организуем. Как вам, кстати, мои апартаменты в стиле двадцать первого века?
Дождавшись от нас с Мати одобрительного мычанья, он открыл соседний шкафчик и извлёк оттуда огромную нераспечатанную банку испанских маслин. Мати сел рядом со мной, скинул кроссовки и пробовал
— Ну что, напьёмся, как в старые добрые времена, — Сказал Шон скорее утвердительно, чем вопросительно. — Предлагаю тост за нашу чудесную встречу!
И мы напились.
Глава 12
— Ещё по стаканчику? — Спросил Шон хмельным голосом.
Мы с Мати дружно закивали и подвинули к нему пустые стаканы.
— Содовая закончилась, — Шон потряс сифон и поставил его под стол.
— Какая жалость! — Голос начинал уже плохо меня слушаться. — Может рому со льдом?
— Льда тоже нет, — Шон развёл руками.
— Лей тогда так, — Сказал Мати.
Шон разлил ром по стаканам и поднял тост за принца Руперта.
— Какой к чёрту принц Руперт? — Спросил я. — Ты что, с Луны свалился?
— «Принц Руперт» — это флагман эскадры из пятнадцати больших крейсеров, — Шон встал, пошатываясь. — А я — командующий звёздным флотом. Поэтому предлагаю выпить за «Принца Руперта», на борту которого вы имеете честь делить хлеб с великим и беспощадным адмиралом Блэквудом.
Мы выпили, Шон налил ещё.
— Какого дьявола, Шон, ты морочишь нам головы? — Я выловил из банки большую маслину и засунул её в рот. — Как аборигены могли назвать свой флагман «Принцем Рупертом»?
— А они и не называли. Это я назвал, — Шон тоже потянулся к банке. — Ещё у меня в эскадре есть «Бреда», «Адмирал Нельсон», «Кларент», «Виктория» и «Робин из Локсли». Тебе все перечислить?
— Ты издеваешься над бедными мартышками, Шон! Как же аборигены будут такие названия выговаривать?
— Ничего, за столько лет уже привыкли.
— Лет?!
— А ты думаешь, я сюда, как на курорт, на месячишко заехал? Нет, ты ошибаешься: я уже давно сюда свалил. Эмми бросил, — Шон погрустнел, но ненадолго. — Зато теперь любая местная женщина — моя. Вот кем я там был? Да никем! Рядовой юрист: долги за дом, за машину, пенсионная страховка, работа по шесть дней в неделю, а иногда и без выходных, только чтобы семью прокормить…
— Да, Шон, юристом ты был действительно никудышным. Помнишь, как продул дело Бартона?
— Да не Бартона, а Бартека! Польский эмигрант, — Пояснил Шон уплетающему маслины Мати. — Врач, который не умел делать внутривенные инъекции. А в Америке есть строгие медицинские стандарты, которые запрещают колоть лекарства внутримышечно. И вот пара его пациенток — старухи, божьи одуванчики, — уговорили его сделать им курс витаминов в уколах. Ну он им и наколол такие синяки на руках, что те сразу побежали к окружному судье. Раздули неимоверный скандал: врач-убийца! Доктор — смерть! Но мне удалось свести это дело к лишению лицензии на год.