И тогда мы скоро полетим на Марс, если только нам это будет нужно
Шрифт:
За руку во время прогулки я взял Елену Петровну всего тройку раз, чтобы помочь Ей перешагнуть канаву, лужу, и чтобы Она не упала с закружившейся головой с центрального пня, на который я посоветовал Ей забраться и посмотреть на небо в кругу берёз в центре района парка под названием Белая берёза. Да, да, представьте себе, мы добрались во время прогулки до столь удалённого уголка парка! Я сам всегда, когда доходил до этого места парка, становился на этот берёзовый пень, поднимал свой взгляд в участок неба, окружённый берёзами и стоял так, пока не потеряю равновесия с закружившейся головой. Это был своего рода аттракцион для меня - встать на этот пень и посмотреть на небо. Причём я почему-то вспоминал князя Андрея, смотревшего на небо. Также я смотрел задумавшись на одиночные дубы с раскидистыми ветвями. Под моим любимым дубом мы также пройдём с Еленой Петровной. Но что пересказывать, как мы гуляли с Ней? Хорошо мы гуляли, и говорили друг другу, что хорошо, что мы всё-таки выбрались сюда. Нагулявшись, в ожидании электрички на вокзале мы
Я провожаю Елену Петровну до Её станции метро. Это "Чкаловская". Только на эскалаторе, поднимающем нас наверх, я делаю следующий шаг, направленный на наше с Ней сближение: я кладу свою руку поверх Её, которую Она в свою очередь положила на движущуюся чёрную резиновую поручень эскалатора, тем самым показывая Ей, что мне от Неё нужна Она сама. И Она не одёргивает руку. И мы смотрим друг другу в глаза и молчим (я поднимался на эскалаторе спиной вперёд, лицом к Ней). Этот мой поступок выглядел особенно контрастно по отношению ко всему моему поведению во время прогулки. Но он был необходим. Для дальнейшего нашего сближения, о котором я мог только мечтать. У станции метро мы расстались, то есть до дома я Елену Петровну провожать не стал. Она посчитала это лишним. Ну и ладно! Главное, чтобы Она, поняв смысл моего прикладывания ладонью к Её руке, запомнила мою куртуазную дерзость, запомнила меня, ведь неизвестно, когда мы ещё с Ней встретимся и по какому поводу. Ах, как жаль, что, возможно, это будет не скоро! Или никогда. Мысль о никогда я гоню прочь, но она не покидает меня.
И я продолжаю работать в гараже, живя в нём. Или жить, работая. Заезжаю в Купчино к матери за моим телевизором, чтобы поставить его в закутке гаража. Сообщаю матери, что сейчас уехать в Германию на учёбу не получилось, но что теперь точно уеду весной следующего (2005) года, на что она мне говорит:
– Не хочу больше слышать это слово от тебя - "Германия"! Понял? И вообще, ты никуда не уедешь! Это говорю тебе я, твоя мать!
– Но поймите меня, мне отступать некуда, отступаться от своего плана нельзя, я ведь ничего не верну иначе. Всё будет у меня хорошо, мама!
– а что мне оставалось отвечать матери?, и мне оставалось верить самому в то, что у меня всё будет хорошо, чтобы и она поверила.
А вообще, материнский скепсис ранил меня, не прибавляя мне душевных сил. Так что свидание с матерью было по атмосфере мрачным, тяжёлым. А чего стоят её упрёки, что у неё пенсия маленькая, на которую ей невозможно прожить, а я ей не помогаю - вот какой я сын после этого? Хорошо ей, что хоть Полина есть!..
Идут сентябрьские дни один за другим. Я в гараже. Работаю и живу. Живу и работаю. Выяснилось, что начальник гаража Зайцев - хам, каких свет не видывал. Этот мужик чуть ли не каждый день беспричинно повторял, что таких бездельников, как я и Дима Блюменталь, следовало бы посадить на баржу и утопить её посреди Финского залива. А вот с него, Зайцева, надо всем брать пример: какой он отличный семьянин и труженик. Кроме начальства над гаражом, где обосновался я, Зайцев успевал дежурить ещё на одной автостоянке, а также был внештатным могильщиком на кладбище, благо здоровья ему, похожему на медведя здоровяку, было не занимать. Каким-то он был тупым, этот непонятливый Зайцев, что все так не могут устроиться в жизни, как он. А он продолжал каждый день ставить себя в пример: - смотрите, какой он хороший. В общем, противно было смотреть и слушать, ведь всё это говорилось им в крайне грубой форме с матом. Посидеть-поболтать-поматериться к Зайцеву в гараж приходили его дружки, обитатели соседних домов. Кто за деньгами в долг, которых у Зайцева был целый набитый кошелёк-лопатник, кто просто так приходил к Зайцеву, и перед всеми ими Зайцев выставлял меня дураком и бездельником, каких свет не видывал, зато он, Зайцев... и пошло, и поехало: очередной рассказ Зайцева о том, где снова он умудрился урвать денег. А машины мыть он привлекал меня на помощь себе очень редко - всего лишь где-то раз в неделю, платя за помыв по 70 рублей за машину. Сколько он с помытой машины брал себе, мне неизвестно...
А про Елену Петровну я как будто забыл, ведь я ничего более не мог Ей предложить после прогулки в Павловске. Но телефон гаража я Ей всё-таки дал во время прогулки (только я не говорил Ей, что это телефон гаража). И вот он зазвонил 22 сентября, в среду вечером. Звонит Она и спрашивает, не желаю ли я составить Ей компанию на концерте в консерватории, куда Ей рекомендовали завтра пойти послушать, типа: хороший такой будет концерт, а я Ей говорил, что люблю классическую музыку, следовательно, кому Ей предлагать с Ней пойти, как не мне.
Поступившее от Неё предложение поставило меня в неловкое положение, ведь я был не готов сейчас к покупке билетов на это мероприятие (ведь не по 100 же рублей будут билеты, - думал я) и к сопутствующим свидание денежным тратам на цветы и т.д., и мне было действительно неловко признаваться Ей в своей полной неплатёжеспособности сейчас и в ближайшее время. На что Она мне заявляет, что это не беда - Она сама купит билеты. Ну, раз так, то мне от свидания не увернуть. А в душе я был рад, что снова увижу Её, что снова какое-то время побуду с Ней, что Она не забыла обо мне. Я соглашаюсь на посещение концерта в консерватории.
– Ну, раз так, раз мы завтра увидимся, то подпишите мне открытку на память, Вы же, Алексей, любите это делать, завтра я буду ждать её от Вас.
– Хорошо, с превеликим удовольствием, - ответил я Ей.
Получив моё согласие, Она пояснила, что о завтрашнем концерте в консерватории Она узнала случайно: по дороге с работы домой присев на скамейку съесть мороженое услышала рекомендацию концерта от случайной соседки по скамейке, на которой Она сидела, что эта соседка пойдёт на него.
Вечером в среду, когда мне звонила Елена Петровна, я находился на дежурстве в гараже. Следовательно, завтра, 23 сентября, в четверг, я свободен. Утром я съездил на Невский с целью выбрать подходящую открытку, ведь где, как не там, самый большой выбор открыток? Да и в ближайшей округе, следует признаться, я ещё не разведал, где можно найти их приличное разнообразие. То есть я хочу сказать, что ради одной открытки я специально ездил на метро на Невский. Не ради какой-то там одной открытки, а ради открытки для Неё.
Купив открытку, я не мучился муками творчества при её подписании. Слова лились из меня рекой. И скажу откровенно, открытка вышла откровенной по содержанию. Что конкретно я написал, я-то помню, но эти слова уже подарены Ей, и поэтому, так же как и в случае с моим обращением к Ней на выставке "Павел Первый", я считаю себя не вправе их разбазаривать, посвящая публику в то, что тронуло (моё обращение к Ней на выставке) и тронет (эта открытка) душу конкретной Женщины - Елены Петровны Ковалёвой. Но о том, как тронет открытка - по порядку. Повторяю, она была очень личной и откровенной по содержанию, и я, подписывая её, презюмировал Елену Петровну как исключительно умную Женщину, которая поймёт её, то есть меня, правильно и отреагирует на прочитанный текст адекватно. Пиша то, что я писал, я осознавал, что получив такую откровенную открытку, от прочитавшей её женщины можно ожидать любой реакции: от столбняка до бурной, то есть пощёчины, ругани или разворота на 180 градусов, но мне сразу пришла идея, как я буду вручать свой перл Елене Петровне: во время прослушивания концерта в зрительном зале консерватории - и она не сможет моментально бурно отреагировать, стесняясь нарушить тишину в зрительном зале.
Вечером мы встретились у входа в консерваторию. Успеваем покурить на улице прежде чем войти внутрь.
– Ну как, Алексей, подписали открытку?
– Да, - отвечаю я.
– Так что же Вы не дарите её мне?
– Сейчас не время. Позже.
Входим в консерваторию. Мы в фойе.
– Ну давайте же вручайте Вашу открытку. Мне не терпится прочитать, что же Вы мне написали!
– Нет. Я вручу Вам её позже.
– А вон та женщина, которая рекомендовала мне сходить на этот концерт, - и Она указывает мне на... мою бывшую тёщу! Надо же, такое совпадение: случайной женщиной на скамейке оказалась мать моей бывшей жены. И Елена Петровна слегка улыбается ей и кивает головой. Я же, которого моя бывшая тёща уже заметила как пришедшего с Женщиной, после встречи с бывшей тёщей глазами, быстро отвожу их в сторону и шепчу Елене Петровне:
– Я её знаю. Давайте поскорее пройдём в концертный зал, не останавливаясь у этой женщины.
Мне почему-то стало жутко неловко от того, что моя бывшая тёща увидела меня с другой женщиной, и от совпадения рекомендовавшей этот концерт женщины со скамейки с моей бывшей тёщей. И чт'o я ей скажу кроме "здравствуйте", я не представлял.
Вот мы и уселись в зрительном зале.
– Вручайте же Вашу открытку наконец, пока не начался концерт!
– Пусть начинается. Успею вручить.
И концерт начался. Мы стали молча его слушать сидя рядом. Я иногда слегка косился на Неё, на профиль Её спокойного лица, и тоже отдыхал. Да, да, мой взгляд на Неё не был напряжённым, а был спокойным, как бы отдыхающим на Ней.