И тогда я ее убила
Шрифт:
— Тебе что, заняться больше нечем, — спрашиваю я, — кроме как меня доставать? Преследовать? Черт, ты вообще нормальная?
Ханна смеется, и сейчас смех ее звучит не слишком-то приятно.
— Да кем ты себя возомнила? — вдруг рявкает она, и никакого смеха уже и в помине нет. Она осушает бокал и быстро наливает себе еще, ведь бутылка по-прежнему у нее в руке.
Фантасмагория какая-то — стоять вот так посреди ее гостиной с бокалом виски. Со стороны это наверняка выглядит светским общением, а вот изнутри… ну, тут другая история.
— Знаешь, а я ведь в полицию обратилась.
— Сильно сомневаюсь.
— Там
— Эмма, умоляю, давай без этого дерьма, хорошо? Мы с тобой обе знаем, что ты ни словечка из этой книги не написала.
Долив себе скотч, Ханна ставит бутылку и садится на диван. Сейчас она совсем не похожа на обычную незлобивую Ханну. Будто сняла маску и выглядит теперь усталой и жесткой.
На самом деле я даже в мыслях так далеко не заходила. На миг возникает желание швырнуть в нее бокал и уйти, но мне нужно выяснить, что ей известно и в особенности — какие доказательства у нее есть. Если вообще есть.
— С чего ты взяла?
— С того, что это была моя идея. — Она наклоняется ко мне и тычет указательным пальцем мне в грудь. — Моя идея, сучка ты мелкая.
Я ничего не отвечаю. По тону ясно, что ей отчаянно хочется выговориться, а лучшего слушателя, чем я, и не придумаешь. Я кладу сумочку на бар рядом с бутылкой, усаживаюсь в кресло напротив хозяйки дома, устраиваюсь поудобнее и жду продолжения. Ханна откидывается на спинку дивана.
— Я говорила Беатрис, — начинает она, — мол, не печатай эту книгу под своим именем, а то они распнут тебя, критики проклятые. Ты женщина, пишешь коммерчески успешные книги. Сперва прощупай обстановку. — Она делает глоток. — Беатрис собиралась опубликоваться под псевдонимом, но я сказала ей: забудь, слишком сложно. Не сможешь ни интервью дать, ни фотосессию устроить. Нет, тебе нужно подставное лицо.
Подставное лицо. Именно этот термин я слышала от Беатрис в тот роковой день.
— А потом на горизонте появилась ты. Она позвонила мне и сказала: «Я нашла ее, дублершу. Она идеальна. Тебе непременно надо с ней встретиться, Ханна».
— На ужине, который она устроила, — говорю я.
— И, блин, ты правда была идеальна. Этакий щеночек, без памяти влюбленный в Беатрис. Я тогда ей сказала: «Ты бы даже по объявлению на „Крейглисте“ [5] не нашла никого лучше». Ох, как же мы над тобой смеялись!
5
Популярный сайт объявлений.
Вид у нее становится совершенно ненормальный, как у невменяемой: на лице гримаса, голова запрокинута. Мне приходит в голову, что, может, она опаснее, чем я предполагала.
— И ты до сих пор смеешься? — спрашиваю я.
Она резким движением снова обращает ко мне лицо.
— Но тебе понадобилось взять и все испоганить. Фрэнки Бадоса! — с отвращением выплевывает она имя моего издателя. — Тебя, конечно же, должна была представлять я и продать книгу издательству с репутацией.
— Ты уверена, Ханна? Беатрис явно дала понять, что ты как раз не должна меня представлять.
— Ты о чем?
— Она сказала,
Ханна тянет руку за спину, туда, где стоит бутылка, хватает ее и доливает себе скотча.
— Беатрис была стервой, — тоном констатации факта говорит она.
— Ага, расскажи мне об этом! — Она не улавливает сарказма и понимает мое предложение буквально.
— Я работала на нее двадцать лет. Двадцать лет моей жизни ушло на то, чтобы почесывать ее эго, обеспечивать ей успех, взять неизвестно кого и превратить в самую продаваемую писательницу криминального жанра последнего десятилетия. Ты это знала?
— Уверена, что ты и себя не забывала, — замечаю я, окидывая взглядом дорого обставленную гостиную.
— Но она потеряла… потеряла хватку. Читала ее последние две книги? Они ужасны. Беатрис выпала из обоймы. Книги продавались неважно, и она винила в этом меня. — Она снова принимается тыкать пальцем, на этот раз в собственную грудь: — Меня! Я создала ее, но даже я не могу превращать воду в вино. А ей захотелось вышвырнуть меня, сменить агента. Она говорила, что со мной ей тяжело, что я недостаточно усердно работаю на нее.
— Ого, жестко.
— Она уволила меня письмом на электронную почту, представляешь?
— Ладно, погоди, мне печально все это слышать, реально полная жесть, но я-то тут при чем? Если она тебя уволила, ты уж точно не могла стать агентом, который занимается «Бегом по высокой траве».
— Она захотела сменить жанр и решила, что я не справлюсь. — Последние слова Ханна почти выплевывает. — Если честно, менять жанр сейчас, когда ее карьера пошла на спад, было провальной идеей. И уж всяко ей не следовало переходить на серьезную прозу. Ну не сука ли, а? Не могу сказать, что сильно расстроилась, услышав о ее кончине. Не то чтобы я желала ей смерти, к тому же момент был неподходящий. Вот если бы она упала с лестницы, полностью реализовавшись как писатель, было бы куда лучше.
— Но если ты знала про роман, зачем позвонила мне с рассказом, что нашла старый план его сюжета?
Ханна смеется.
— Нет никакого плана, Эмма. Я просто тебе голову дурила.
— Ясно. А отзывы на «Амазоне» и телефонные звонки — это все ради шантажа, да? Ты хочешь миллион баксов, понятно. Все вы, люди, одинаковы. Но так уж вышло, что у меня таких денег нет. Так что можешь занимать очередь.
— Миллион баксов? Ты не иначе как шутишь. Я хочу быть твоим агентом и хочу задним числом получить все причитающиеся отчисления от предыдущих продаж, уж поверь.
— Но в записке… — Я не заканчиваю предложение, а мысленно еще и стыдливо закрываю лицо рукой.
Каковы шансы на то, чтобы Джим попросил у меня миллион долларов, а на следующей день у моего порога появилась записка с требованием той же суммы? Мне ли она вообще предназначалась? Я гоню тревожные мысли прочь. Мне пока в них не разобраться.
— Ладно, вот они мы с тобой, — я снова восхищенно оглядываю комнату, — вместе выпиваем, и это славно, мы ведь целую вечность не могли встретиться. И я рада, что наконец сижу здесь, но, опять же, напрашивается вопрос: чего ты хочешь, Ханна?