И тысячу лет спустя. Трэлл
Шрифт:
— На том, на левом берегу, — торговый конец, — шепнул ей Олег, улыбаясь. — А мы с тобой на правом, в самом сердце Новгорода. Здесь сидит князь. Здесь живут наши люди. Мы прошли первые ворота. За ними живут бедняки, крестьяне, землепашцы и земледельцы. Самые важные люди! Сейчас мы войдем во вторые, и ты увидишь, какие дома бывают у тех, кто умеет торговать и красно говорить.
И действительно, как только путники прошли вторые ворота, такие же величественные, что и первые, даже более крепкие, покосившиеся землянки и избушки сменились двухъярусными хоромами. Первые этажи были нежилыми и звались подклетами. В подклетах
— Ничего не поменялось и тысячу лет спустя, — улыбнулась сама себе Мирослава и остановилась, подняла подбородок: третьи ворота были настолько велики, что нельзя было увидеть их конца, если не задрать голову.
— Почти пришли. За этими воротами и будет мой дом, наш с Глебом дом, — Олег чуть приобнял Марну со спины, чтобы пропустить ее вперед.
Мирослава стояла в ожидании, когда же эти величественные и резные ворота распахнутся, но они не сдвинулись ни на йоту.
— Марна! — Глеб окликнул ее. — Идем!
Девушка обернулась и увидела, что все ее друзья проходили через маленькую дверцу, которую им открыли в правой части ворот.
— Ах, жаль-жаль…
Мирослава перешагнула порожек и ахнула. Конечно, там не было ни жар-птиц, порхающих над золотыми куполами, ни людей в красных сапогах, которыми они пришпоривают белых жеребцов. Там не было ни церквей, ни монастырей, потому как славяне еще были язычниками. Но впервые она увидела хоть что-то, напоминающее город. Что-то, напоминающее очень бедную, но сохранившую свою этничность, деревню в современной России.
Главные княжеские хоромы, как и полагалось, стояли чуть на холме, в самом центре последнего конца. Ими оказались хаотичные постройки, где-то двухярусные, где-то — трех, но все же было заметно, что работали здесь самые настоящие зодчие, возможно, даже приглашенные из-за моря. А деревья! Как много здесь было деревьев, и как чудно они будут цвести уже в мае! Пока что — только острые ветки, торчащие отовсюду и пугающие, будто длинные лапища леших и болотников.
Идолы были вырезаны искусно. Ничего общего с теми, что Мирослава видела в общине Олега. Все в их лицах было точно и складно — и борода была отделена от усов, и брови щурились, и даже на их одеждах не обошлось без языческих славянских рун. Дерево было свежим и покрыто смолой, еловой живицей.
— Смотри, это Лада, — Олег шепнул Мирославе и пальцем указал на крайний идол из пяти. — Вы с нею похожи.
— У нее слишком большая… — Мирослава потрогала себя за груди и посмеялась.
— Перси! — словен научил ее новому славянскому слову и подмигнул.
Мира остановилась перед Ладой и коснулась вырезанных лебедей у ее платья рукой.
— Красивая, — согласилась она. На деле Мирослава говорила о самой работе, а не о Ладе. Бедная Лада была лишь куском дерева, и от других мужчин-богов ее отличали только платье, большие перси и длинные кудри, спускающиеся до самых
— Нам пора.
Путников, наконец, подозвали к княжеским хоромам. Стража тут же предупредила князей о прибытии северных гостей через горн, как только те прошли через первые ворота, и потому их уже ждала свита ильменских словен. Впереди стоял князь Святослав. Подле него — Вадим.
Воцарилось неловкое молчание. Никто и не знал, с чего начать и что сказать. Вадим, дядя Олега и Глеба, спас ситуацию.
— Должно быть, что-то страшное стряслось, если два моих гордых племянника решились вернуться и посмотреть в глаза своему отцу и князю.
— Именно так, — отвечал Олег, но смотрел не на дядю, а на отца. — Новгороду угрожает опасность, и я не мог не прийти, не мог не забыть о старых обидах, причиненных мне моим же отцом.
— Да как ты смеешь! — Святослав покраснел, от злости у него вылетела слюна, а тяжелые отвислые щеки затряслись. — Паскуда окаянная! Дурень!
Вадим что-то шепнул брату, и тот, манерно махнув плащом, развернулся и скрылся в крепости.
— Как Ефанда? — тогда спросил Вадим, не видевший свою дочь уже десять лет. — Она цела?
— Не тужит. Уже замужем и родила сына, — ответил Олег, и желваки его заходили. Дядя его, Вадим, еще не знал, что дочь его стала варяжской женой. Не уследил за ней Олег, и ему теперь отвечать за то головой.
— Что же… пустить в крепость! — приказал Вадим охране, стоявшей сбоку от гостей. — Дайте им крова и еды, а опосля и поговорим о деле.
Мирослава не знала, как поступили с остальными и расселили ли их по разным комнатам, разным клетям. В хоромах девятого века вряд ли бы нашлись покои для каждого, но Марна осталась наедине с собой, будто почетная гостья. В ее так называемой спальне была лишь деревянная кровать, застеленная шкурами, стол, таз и окошечко, в которое едва бы пролезла ее голова. Радости Марны не было границ, когда в комнату зашла женщина, приставленная ей служить на время пребывания в Новгороде. Словенка принесла ей чистые одежды, точно такие же, какие давала ей прежде Алинка. У словен вряд ли бы сыскалось что-то на вкус и цвет. Женщина помогла ей умыться и ополоснуться в лохани с горячей водой, нарядиться, а затем ушла, так и не проронив ни слова.
Марна уселась на жесткую кровать. Она думала о Вадиме, думала о Новгороде и о том, какой ужас ей вскоре придется пережить. К битве с хазарами она не была готова. О таком никогда не писала и не думала. Все должно кончиться уже здесь, в Новгороде. Вадим должен поднять восстание. Утред должен умереть. Райан должен убить Синеуса. А Рюрик за это его казнить, выпустив его легкие наружу. Что ж, если Рёрику и его братьям не удастся выжить — не страшно. Главное, чтобы не пострадала она сама и не пострадал Райан. Олег был здесь как рыба в воде, и о нем у Марны волнений никаких не было.
— Что будет, когда моя книга закончится? Быть может, я смогу вернуться домой? Или сама умру, и моя история закончится вместе с историей Райана? Быть может, это мое испытание? Но в чем его суть? Что будет дальше, если со дня на день Райан погибнет, и это будет последней строкой на самой последней странице?
— Я должна учиться драться, — заявила Марна Олегу, когда он пришел проведать ее.
— Забавные вещи ты говоришь, Марна. Тебе незачем. Или не чувствуешь ты себя защищенной рядом со мной?