И вспыхнет новое пламя
Шрифт:
Слышу, как следом заходят Хеймитч и Боггс, прикрывая дверь, и Пит поворачивается в нашу сторону. Мутно-голубые глаза распахиваются, взирая на нас с удивлением и печалью, но когда его взгляд задерживается на мне, то неуловимо меняется. Я не могу понять этой новой эмоции, поэтому невольно хмурюсь. Машинально отмечаю про себя, что видимых ран на его теле нет и немного успокаиваюсь.
Пит медленно встает с кровати, оттолкнув докторов, и делает шаг ко мне, ни на секунду не прерывая зрительный контакт. Лихорадочно пытаюсь прочитать по его лицу, что он собирается сделать, но мои мысли рассыпаются, ускользая
Он совсем близко, когда я открываю рот, собираясь произнести его имя, как внезапно пальцы Пита мертвой хваткой смыкаются вокруг моей шеи. Только теперь я понимаю, что его губы не улыбаются – Пит скалится в кровожадной судороге, а его глаза горят огнем от неистовой злости. Пытаюсь схватить хоть каплю воздуха, но пальцы Пита слишком сильно давят на шею, а я задыхаюсь, открывая рот, как рыба, выброшенная на берег. Мои руки взлетают вверх, цепляясь за его, в попытке отстраниться, но безрезультатно. Царапаю кожу Пита, разрывая ее местами до крови, но все еще не могу дышать. Мир перед глазами тускнеет, а тело перестает слушаться.
Чувствую, как фактически повисаю в руках Пита, но внезапно что-то толкает меня справа. Какой-то темный предмет проскальзывает передо мной в воздухе и ударяется Питу в висок. Его хватка в тот же миг слабеет, а потом пальцы и вовсе разжимаются, когда тело Мелларка падает на пол. Я сама готова упасть, но чьи-то руки удерживают меня. Жадно заглатываю кислород, отчего из груди вырываются свистящие звуки, и начинаю кашлять от боли в горле. Кто-то зовет меня по имени, касается лица, но я не могу ответить.
Погружаюсь в темноту.
Последняя мысль – Пит Мелларк больше не любит свою Сойку.
Капитолий успел промыть ему мозги.
продолжение следует…
========== 5. Охмор ==========
Комментарий к 5. Охмор
включена публичная бета!
заметили ошибку? сообщите мне об этом:)
Глава перезагружена из раннего…
Открываю глаза. Надо мной опять потолок больничной палаты, на котором ровно тридцать восемь трещин разного размера. Шея болит, но пробую пошевелиться – вроде, ничего не сломано. Поворачиваю голову в сторону, рядом сидит Хеймитч, откинувшись на стуле, прислоненным в стене. Его руки сцеплены на животе, ментор храпит. Улыбаюсь, но неожиданно перед глазами снова возникают картинки-воспоминания.
***
Я стою перед дверью, собираясь с духом, потом толкаю ее и захожу. Запахи несвежей одежды, алкоголя, горелого масла и, кажется, рвоты, смешавшись воедино, тут же ударяют мне в нос. Мое лицо кривится от отвращения, но я все-таки делаю шаг вперед. Миную гостиную, заваленную пустыми бутылками, какими-то тряпками и прочим хламом, пробираюсь на кухню.
Хеймитч развалился на стуле возле стола, его лицо припечатано к столешнице, руки разбросаны в стороны, а сам он храпит так сильно, что у меня начинает болеть голова. Злюсь и толкаю его в плечо, громко приказывая:
– Вставай!
Ментор не реагирует. Толкаю сильнее, но реакции все еще нет. Быстро обвожу взглядом вокруг и натыкаюсь на ковш, висящий на стене. Решаю, что это то, что мне надо. Набираю в него воды из-под крана, возвращаюсь к Хеймитчу и переворачиваю ковш над его головой. Едва успеваю отскочить назад на несколько шагов, как ментор вскакивает, выкрикивая ругательства, и размахивает ножом, зажатым в руке. Проходит пара минут прежде, чем он поворачивается ко мне с более или менее осмысленным выражением на лице.
– Что ты здесь делаешь? – бубнит он, стряхивая с волос последние капли воды.
– Ты сам просил разбудить тебя до того, как приедут телевизионщики, - отвечаю я. – Через час начинается Тур победителей.
Кажется, Хеймитч вспоминает, но все еще хмурится.
– А почему я весь мокрый?
– Никак не могла тебя растолкать, - с вызовом говорю я.
– Если тебе нужна мамочка, проси не меня, а Пита…
– О чем меня надо просить?
Пит! От звука его голоса я вздрагиваю, сжимаясь от нахлынувших чувств. Печаль. Стыд. Страх. И желание. Странная смесь, от которой на моей коже появляются мурашки.
Пит подходит к столу, не спеша выкладывая из пакета буханку свежего хлеба. Я рассматриваю его из-под опущенных ресниц, отмечая про себя, что мой бывший напарник выглядит сильным и здоровым. На его щеках легкий румянец, а в волосах еще осталось несколько белесых снежинок.
– Разбудить меня без применения холодного оружия, - ворчит Хеймитч. Я поправляю его, уточняя, что это была всего лишь холодная вода, но он отмахивается от меня, как от назойливой мухи.
Пит улыбается и режет хлеб. Я, как зачарованная, смотрю на его руки, сжимающие буханку. Я помню, какими нежными они могут быть, знаю, как они могут обнимать, спасая от кошмаров.
– Угощайся, - говорит Пит, и я понимаю, что это он мне.
Часто моргаю, будто пойманная на месте преступления, и бросив безразличное: «Нет, спасибо», выбегаю из дома ментора, даже не прикрыв за собой дверь.
***
Вздрагиваю и с тихим криком откидываюсь на подушку. Что происходит? Как не мои воспоминания попадают в мою голову? Я, определенно, схожу с ума. Хочется плакать от бессилия.
Хеймитч со своего места кряхтит, пару раз причмокивает губами и просыпается.
– Привет, солнышко, - говорит он, криво улыбаясь.
«Солнышко, так меня называл только ментор, и изредка Пит». Чужая мысль. Снова.
– Привет, - отвечаю я. – Как Пит?
Эбернети подвигает стул ближе, наклоняется ко мне, уперев локти в колени, и смотрит исподлобья, хмурится.
– Китнисс, - начинает он, - похоже, Питу досталось больше, чем мы думали. Теперь ясно, что побоями дело не ограничилось. Капитолий опробовал на Пите один из редких способов воздействия на сознание. Доктора называют это «охмор».
Я слушаю очень внимательно, потому что в моем времени мало кто интересовался, что именно произошло с Мелларком, вынудив его ненавидеть Китнисс. Когда Пит пришел к власти и начались репрессии, людей уже не интересовали первопричины, их задачей было просто выжить.