I wanna see you be brave
Шрифт:
Отличное начало, Джессика. Браво.
— Кажется, у них что-то действительно стоящее, — говорит Лу.
Джек бросает на него быстрый взгляд, такой, каким не удостаивают даже бездомную собаку, и мне вдруг становится до странности обидно за Лу.
— Что ж, я готов вас выслушать. Но если то, что вы планируете сказать, не покажется мне правдой, вас придётся допросить с применением сыворотки.
Я качаю головой. У меня нет времени на подобные глупости.
— Нынешние лидеры Лихости и Джанин Метьюс задумали уничтожить вашу фракцию как самую ненужную, а остальные подчинить
На лице Джека не дёргается ни один мускул. Это хорошо или плохо? Лу переводит взгляд с меня на своего лидера. Айзек рядом постукивает себя по коленке.
— Ты не врёшь, — констатирует Джек, и я выдыхаю. — Но это не мешает мне сказать, что ты несёшь полный бред. С чего бы это Джанин думать, что наша фракция не нужна обществу? Мы поддерживаем справедливость в городе!
Его возмутило это, а не то, что его планируют убить? Я закатываю глаза.
— Подумайте лучше о том, что, если вашу фракцию уничтожат — некому будет «обеспечивать справедливость». — Я делаю кавычки пальцами, и, возможно, это ошибка, но я настолько зла на то, что меня слушают, но не слышат, что едва ли контролирую собственные движения.
— Твоё имя? — спрашивает Джек.
— Джессика. Пятый лидер Лихости.
Я выбираю новую тактику — сразу выдаю чуть больше правды, чем надо, чтобы окончательно избежать допроса.
— Ты пришла, чтобы предупредить или попросить встать на свою сторону?
— Я пришла, потому что мне не всё равно на жизни других людей. Я пришла, потому что хочу защитить свою семью от того, чтобы стать убийцами или быть убитыми.
Джек Кан смотрит на меня, не отрываясь, и я отвечаю ему тем же. Если это такая игра — кто дольше сможет удержать зрительный контакт, то я не хочу проиграть. Пусть он думает, что моя душа открыта, и мне нечего терять. Пусть он думает, что я сама верю в свою правду.
— Что ты хочешь от нас?
— Я хочу, чтобы вы бежали со мной. Каждый человек из Правдолюбия должен покинуть Супермаркет Безжалостности до завтрашней ночи. Осталось два дня до Инициации лихачей, после неё Эрик, Макс и другие уйдут в наступление. Они завербуют каждого лихача, который выбрал другую фракцию, и заставят его убивать.
— Но нас больше. Мы сможем дать отпор, если понадобится, — не унимается Джек.
Я сдерживаюсь от того, чтобы не засмеяться.
— У них оружие. А ещё сыворотка парализации, изобретённая эрудитами.
Скамейка скрипит, когда Айзек встаёт с места.
— Сыворотка парализации? Почему ты мне ничего не сказала?
Я поднимаю руку вверх, прося его замолчать.
— Поймите, Джек, они не остановятся ни перед чем, чтобы выполнить то, что задумали, — тихо говорю я. — Это чудо, что они дали нам отсрочку.
Действительно — чудо. То, что они до сих пор не поняли, что я ушла, то, что они ждут Инициации, прежде чем приступить к выполнению своего плана, то, что никто, кроме пары человек, всё ещё не знает о его существовании — чудо. Неужели, Джанин Метьюс настолько глупа и эгоистична, что даже не попыталась найти себе союзников среди других лидеров? Неужели, она не приходила к Маркусу? Моему отцу? Джеку Кану? Даже если
И тут до меня доходит. Мне хватает пары секунд, чтобы вскочить с места, вытащить пистолет из-за пояса и навести его на Джека Кана. Он поверил мне слишком быстро даже для того, кто отличает ложь от правды с лёгкостью профессионала. Он слишком спокоен. Лу, который узнал всё вместе с ним, немного нервничает и всё время тормошит свои волосы, но Джек… Его лицо непроницаемо, как будто он уже всё давно знает.
— Что ты себе позволяешь? — голос Джека всё такой же ровный.
— Вы знали. Вы всё знали, — шепчу я.
Джек хмурит брови и выводит руки вперёд ладонями в успокаивающем жесте.
— Положи пистолет, — требует он.
— Джессика? — зовёт Айзек. — Что ты делаешь?
— Он знает о планах Эрика и Джанин, а иначе зачем ему быть таким спокойным? Я сказала ему, что его фракция в шаге от смерти, а он и бровью не повёл! Айзек, ты не позвал Маркуса, потому что не был уверен, что ему можно доверять, хотя он и является главным в вашей фракции. Но именно потому, что он главный — ему и нельзя доверять. Ты поступил правильно, а вот я сплоховала — повела вас к предавшему свою семью ещё до начала войны.
Джек опускает руки по швам, я снимаю пистолет с предохранителя.
— Джессика, — слышу я шёпот Абигейл.
— Лу, вы правдолюб. Скажите мне, права ли я.
Я прошу слишком многого — пойти против своего лидера. Однако, Лу отвечает:
— Ты права.
Его голос гремит одновременно с тем, как я спуская курок, и пуля пронзает плечо Джека Кана. Абигейл громко вскрикивает. Айзек достаёт свой пистолет. Джек прижимает ладонь к ране, из которой толчками идёт кровь, и тихо стонет, но никто не приходит ему на помощь. Никто, кроме Абигейл, разумеется. Она помогает ему снова подняться на ноги и поддерживает его в равновесии.
— Веди нас в свой кабинет, живо, — командую я. — У тебя должно быть хоть что-то: схемы, планы, карты, явки, пароли — что угодно.
— У меня ничего нет, — хрипит Джек. — Ничего.
Нет, я не могла ошибиться … Не могла.
— Ты мне врёшь.
— Ты подстрелила меня. Какой мне смысл? Джанин лишь предупредила, что нужно будет бежать. Она сказала: будут жертвы, но это лишь небольшая плата за настоящий мир, который она и лидеры Лихости планируют воссоздать из праха старого. Она сказала, что мы, правдолюбы, находимся в уязвимом положении, и если я хочу сохранить жизни хотя бы некоторым, то должен слушаться.
Он сдался ещё до того, как война была объявлена. Горечь подступает к горлу и не даёт мне сглотнуть.
— Продолжай, — сипло требую я.
— Она сказала, что пока система небезупречна, в ней нет смысла, но они нашли путь к её улучшению, и я должен им в этом помочь. Я согласился. Ты не можешь обвинять меня в желании улучшить родной город во имя справедливости к тем, кто этого заслуживает, — Джек переводит дыхание, беря паузу, а затем продолжает: — Ты не смеешь обвинять меня в желании остаться в живых.