Идеальность
Шрифт:
Её зажали в четыре руки, утащили с площадки, рычащую, прочь от прожекторов и камер.
Брат Пашка, прорвавшийся из зрительного зала, единственный, кто подъехал из родственников, запыхавшийсяи взъерошенный, тряс за плечи и что-то кричал. Ей брызнули в лицо воды. Лера остервенело пыталась дотянуться ногтями до всех, кого успела заметить. Успокаивалась она плохо. Голова кружилась. Прицепленный к воротничку микрофон всё еще работал, и её последние реплики до сих пор гуляли по интернету с хэштегом «истерикаВО».
— Уведите её живее, пока мы не взялись! — прикрикнул охранник.
Пашка вытащил Леру мимо сгрудившихся
— Они спрашивали про отца ребенка! — шептала Лера, чувствуя как холодные капли затекают за шиворот и спускаются по позвоночнику к пояснице. — Судачили про то, с кем и когда я спала! Ничего не хотели слушать!.. Ты видел это? Видел ролики с порно? Откуда они их достали? Кто им вообще их передал? И как это связано? Я снималась два года назад! Два! Причем тут ребенок?
— Видел, Лера, всё видел, — отвечал Пашка, — Такое, мать его, видел, что лучше бы развидеть. Ты как вообще в порнуху вляпалась? И ладно бы дома, блин, для себя записывала, но кому-то передавать? Зачем?
Лера не знала ответа. Мысли путались. Холодная вода не помогала. Она достала сигарету из сумочки, но Пашка быстрым движением выбил её из Лериной руки.
— Даже не думай, — сказал он холодно. — Хватит себя уничтожать. У нас в семье не может быть двух психов.
— Ты выделываешься, — ответила Лера, хотя на самом деле не хотела так говорить. Просто не могла сдерживаться. — Тебе нравится быть загадочным неадекватом, который до сих пор не может оставить в прошлом смерть любимого человека. Ты хочешь внимания. Ты даже сейчас оделся… боже, во что ты оделся? Снова армейская форма? Серьезно? Ты же давно не вояка! Так какого хрена носишь? Одевайся нормально, брат, одевайся нормально!
Слова выплескивались желчью, пока не иссякли, оставив в душе гадкое, кислое ощущение. Пашка молча слушал. Не в первый раз. Лера тряхнула головой, провела ладонью по животу — ребенок шевельнулся, будто испуганно.
— Извини. Я… не хотела…
— Ты никогда не хочешь. А потом — бац! Лучше бы так отвечала на вопросы того мудака-ведущего. Надо было его размазать, а не булки мять.
— Не ожидала просто. Опыта, знаешь ли, немного.
— Боюсь, тебя теперь долго не подпустят к прямому эфиру.
— Или, наоборот. Начнут приглашать везде, где нужна скандальная беременная певичка.
— Ага. Таких певичек в стране, хоть одним местом ешь.
Они одновременно хихикнули, и напряжение улетучилось. Лера набрала горсть холодной воды, ополоснула лицо в последний раз. Смыла кровь с пальцев. Поломанные ногти торчали кривыми осколками. Стащила туфлю, и Пашка убрал её в рюкзак. Вторую туфлю, брошенную в зал, она потом так и не нашла (не сильно-то и хотелось).
— Надеюсь, ад кончился, — сказала Лера, и ошиблась.
Ад поджидал за дверью. Два десятка журналистов рыскали по коридорам в поисках главной звезды прямого эфира.
На неё накинулись, как голодные псы. Разве что не разорвали сразу же на части. Как выяснилось позже, в передаче показали еще несколько порно-роликов с её участием. Естественно, общественность жаждала подробностей. Общественность осуждала. Общественности было интересно, от кого же всё-таки ребенок.
Лера помнила множество разгоряченных
— Ответьте, пожалуйста!
— Вы зачали ребенка под кайфом?
— Сколько мужчин у вас было во время вашего порно-рейда?
— Почему вы скрывали от продюсеров, что снимались в порнографии?
— Вы спали с животными и несовершеннолетними?
Пашка упорно расталкивал осаждающих. Действие походило на эпизод из зарубежного фильма. У Леры кружилась голова. Они продвигались по коридору к лифту как в замедленной съемке. У дверей Лера споткнулась и едва не упала. Живот болезненно сжался, Леру стошнило на красную ковровую дорожку, на блестящие ботинки и белые кроссовки, на туфли и на собственные голые ноги. Толпа вокруг зароптала, рассыпалась на фрагменты, но потом живо стеклась вновь и оглушила новыми вопросами.
Теперь уже кричал Пашка, но его никто не слушал. Он едва не пустил в ход кулаки, расчищая проход. Оба юркнули в лифт, и Пашка не пустил больше никого. Едва двери закрылись, наступила тишина, от которой заболели уши.
— Кажется, я угробила свою жизнь, — хихикнула Лера, ощущая во рту скользкий привкус красного вина.
— Это у нас в крови. Такая мы семья. — ответил Пашка.
Они вызвали такси, которое — слава Богу! — подъехало почти сразу же. Лера выключила телефоны и задремала. Сквозь мутную дрёму слышала, как Пашка с кем-то договаривается насчет тихого места, где никто не будет тревожить. Затем он назвал таксисту адрес, развалился на сиденье и принялся поглаживать Леру по волосам.
— Куда мы едем? — спросила она, не открывая глаз.
— Когда я служил в армии, у нас был один очень неадекватный прапор, — сказал Пашка. — В свои наряды он напивался до одури, нюхал кокаин, шырялся. Время было такое, разгильдяйское. В такие моменты лучше было ему не попадаться на глаза. Если попадался, он мог заставить тебя делать всякую фигню. Например, отжиматься сто раз. А он ставил ногу в берце на спину. Или отправлял в город за алкоголем. Просто так, без увольнительной и без денег. Знающие люди советовали, что если умудрился встретиться с этим прапором в коридоре, то лучше всего было валить от него куда подальше. То есть просто разворачиваешься и бежишь. Неважно, что он будет орать тебе вслед. Он мог угрожать, кричать, что запомнил лицо и фамилию. Мог даже броситься в погоню, но быстро отставал. И вот если ты убежал от него, то в казарму лучше не возвращаться. Час или два. За это время пьяный прапор всё забывал или переключался на какое-нибудь другое занятие. — Пашка продолжал гладить её спутавшиеся волосы. — Так вот сейчас журналисты — это пьяный прапор. А ты — испуганный солдатик-срочник, который бросился бежать. Надо же тебе где-то переночевать, правильно?
— Домой нельзя, — пробормотала Лера. — Все знают, где я живу.
— Маме тоже придется не сладко. Надо будет её предупредить. Ей и так не нравится внимание прессы.
— А ты куда?
— А я буду слать всех в задницу. Люблю такие вещи.
Пашка рассмеялся. Лера знала, что он болезненно переносит любое вмешательство в личную жизнь. Смех его вышел невеселым.
— Давай, сбежишь со мной. Спасемся от прапора вместе, хорошо? Вдвоем и навсегда.
— Хорошая поговорка. Я подумаю.