Идеальный скандал

Габриэлл Тина

— Ох, мне не терпится узнать, что преподнесла мне моя молодая жена.

Он потянул за тесемку, разорвал яркую оберточную бумагу, и под ней открылась акварель — изображение торгового этажа Лондонской фондовой биржи.

— Неужели вы сами это написали? — Он уставился на нее в изумлении.

Изабель снова покраснела.

— Да, конечно. Я работала над этой акварелью последнюю неделю. Такой я увидела биржу, когда пришла к вам в первый раз. Это место произвело на меня огромное впечатление, оно показалось мне могучим живым существом, зверем,

живущим собственной жизнью, обладающим собственным сердечным ритмом и пульсом. И мне очень захотелось как-то передать свои впечатления.

Маркус снова перевел взгляд на акварель, какое-то время он смотрел на нее с радостью и удивлением, потом, подняв глаза, пробормотал:

— Это потрясающе, дорогая. Вы воспроизвели все до последней детали, до последней мелочи. Но главное — вам удалось передать атмосферу биржи, ваша картина как бы впитала в себя всю ее энергию.

И тут Изабель вдруг поняла, что муж смотрел на нее даже не с удивлением, а скорее с любопытством, смотрел так, словно вдруг увидел в ней нечто новое, нечто такое, чего раньше не замечал.

— Благодарю вас, дорогая. Никогда не получал такого необычного, такого… особенного подарка.

Изабель судорожно сглотнула, слова мужа ужасно смутили ее, но еще больше смущало осознание того, что теперь — она нисколько в этом не сомневалась! — ее влекло к нему даже сильнее, чем прежде.

— Видите ли, я пока еще только учусь акварельной живописи, — пробормотала она. — Думаю, что если бы в торговом этаже оказался настоящий мастер, то он сумел бы лучше передать атмосферу всего происходящего.

— Дорогая, вы и есть настоящий мастер. Вы очень талантливы, Изабель.

Она пожала плечами:

— А мой отец считает мое увлечение акварельной живописью женским капризом.

— Он разве не оплачивает ваши уроки?

— Одно время оплачивал, но только для того, чтобы сделать меня более привлекательной невестой. Ведь многие леди берут уроки игры на фортепьяно, а также уроки пения или живописи, не так ли? Но дальнейшее мое обучение отец считает глупой тратой времени. Да и не только он так считает. К сожалению, так думают почти все в высшем свете.

Маркус тихо вздохнул и проговорил:

— Поверьте, дорогая, вы обладаете редким талантом. И я буду хранить ваш свадебный подарок как сокровище. Я собираюсь повесить вашу акварель у себя в библиотеке на самом видном месте — чтобы смотреть на нее во время работы и черпать в ней вдохновение.

Похвала мужа приободрила Изабель, и она спросила:

— А что вы собираетесь мне рассказать о ваших отношениях с Ральфом Ходжем?

Маркус весело рассмеялся:

— О, я вижу, что вас не сбить с толку!

Изабель тоже засмеялась:

— Даже не пытайтесь. Уж если я решила чего-то добиться, то непременно добьюсь. — И уже серьезным тоном продолжила: — Я прекрасно знаю, Маркус, что ваш главный подозреваемый — лорд Гэвинпорт. Но мне кажется, не следует сбрасывать со счетов и Ральфа Ходжа. Насколько я могу судить по тому, что видела, он очень вас не любит.

— Скорее ненавидит.

Она ненадолго задумалась, затем вновь заговорила:

— Думаю, Ходж собирается использовать меня, чтобы досадить вам. У меня создалось впечатление, что ему очень хочется вовлечь меня в любовные отношения и наставить вам рога.

— Он всегда и во всем ведет себя по-свински, — проворчал Маркус. — Перед тем как стать маклером, Ходж занимался оптовыми сделками, а я тогда только начинал свою деятельность на бирже. Так вот, этот мерзавец… — Маркус вдруг умолк и, шагнув к ближайшему стулу, убрал с него стопку бумаг, затем придвинул стул жене. — Садитесь же, дорогая. — Усевшись напротив нее, он вытянул перед собой свои длинные ноги и вновь заговорил: — Уж лучше не буду утомлять вас коммерческими подробностями, дорогая. Достаточно сказать следующее… Нарушив нашу с ним договоренность и проделав кое-какие мошеннические операции, Ходж сделал так, что я понес колоссальные убытки. Да, он чуть не сделал меня банкротом. Сам же, конечно, неплохо заработал на том деле.

— Какой ужас! — воскликнула Изабель. — И с тех пор вы ненавидите друг друга?

Маркус со вздохом покачал головой:

— Нет, не с тех пор. После того случая было еще множество других мерзостей. Нет смысла рассказывать обо всех его проделках… расскажу лишь о самой гнусной. Как-то раз, взявшись за очередное мошенничество, Ходж подкупил одного из шести лордов, заведовавших казначейством в министерстве финансов. И в результате получил чрезвычайно важную информацию — секретную, разумеется. На этом деле он…

— А как вы, Маркус, узнали об этом? — перебила Изабель. — Ведь лорд казначейства — официальное лицо.

— Официальное лицо, продавшее секрет Ходжу, — это Чарльз Эштон, отец леди Рейвенспир.

— Отец Виктории, жены Блейка?! — воскликнула Изабель в изумлении.

Маркус кивнул:

— Да, и после этого Блейк возненавидел Чарльза Эштона. Этот мерзавец несет ответственность за самоубийство отца Блейка, а также за кончину его матери и сестры. Именно из-за него сам Блейк долгие годы провел в бедности. Но из любви к Виктории он заключил договор с первым лордом казначейства, и Чарльзу Эштону дали возможность без скандала покинуть Англию. Говорят, что сейчас он со своей женой живет во Франции.

Ошеломленная этим рассказом, Изабель долго молчала.

— Но как же случилось, что Ральф Ходж избежал наказания? — спросила она наконец.

— Не было прямых доказательств того, что Ходж подкупил Чарльза Эштона. Но сам Эштон признался во всем дочери, то есть Виктории. А она, в свою очередь, рассказала Блейку и мне.

Изабель пристально посмотрела на мужа:

— Но если Ральф Ходж подозревает, что вы знаете правду, то он, должно быть, ненавидит вас и боится. Вы не думаете, что он захочет, чтобы вас посадили в тюрьму за кражу картины Гейнсборо? Ведь тогда его преступная деятельность навсегда останется тайной, не так ли?