Идеалы осыпаются на глазах
Шрифт:
И иду под осенней луною.
Впереди ещё слишком темно,
Но я знаю, что там, за спиною,
В синих сумерках светит окно.
Нет, нет. Ну не может быть. Это же смешно. Не может быть, чтобы этот день, с такой тьмой и жестью, кончился так. Чтобы появилась именно Алина.
Но это была именно она.
– Соня? Ты что тут делаешь? Что случилось? Сонь?..
И столько было в голосе тревоги и ласки, что Софка уткнулась в грудь подбежавшей классной, даже не пытаясь что-то сказать.
– Соня… Ты как здесь оказалась? – мягко повторила Алина, гладя её по спине.
Если бы она не подошла, если бы не окликнула этим своим спокойным, сдержанным тоном, которого они ещё с пятого класса привыкли безоговорочно слушаться… Софа судорожно вздохнула, зажимая рот. Всё вокруг показалось сном: начиная с вечера, когда Дуболом впервые пришёл к ним в квартиру, и заканчивая этим днём, этой тряской электричке, этой вечеринкой у Насти, Максом, Жанной, школьным двором…
Померещилось почему-то, что вокруг раннее весеннее утро, телефон вот-вот запищит заевшей мелодией, откроется дверь, и мама позовёт: вставай, Софка, чай готов. И она проснётся в своей постели, нашарит тапки, пойдёт умываться. Потом чай с сырниками или бутербродами – и в школу. И на дворе – класс шестой, а может, седьмой, ещё до Максима, и в голове только контрольная по математике, брелок, который они с Настей думали купить вскладчину в ларьке, и журналы с разворотами про «Гарри Поттера». И до ЕГЭ, до института, до выбора ещё далеко-далеко. И только бесконечное хихиканье, бесконечное любопытство, солнце просвечивает сквозь берёзы, и до чего же весело просто раскачиваться на качелях до одури, до головокружения, до полного изнеможения и хохота, а потом – сразу же в «Карат», за профитролями или эклерами с шоколадной спинкой…
– Соня. – Алина мягко похлопала её по спине. У Софки затекли, совсем замёрзли ноги, но она так цеплялась за прошлое, за Алину, что боялась пошелохнуться: казалось, отпустит её пальто – и снова окажется в электричке, в беспощадной всепоглощающей тьме. – Пойдём. Пойдём, чего тут стоять.
В затуманенное сознание пробилась мысль – куда Алина её ведёт? Не в школу же так поздно. Домой, в их здешнюю квартиру? Надо предупредить, что там квартиранты…
– Алина Алексеевна, туда нельзя, – вытирая глаза, прошептала Софка. – Мы же сдаём теперь…
– Куда? – спросила Алина, но быстро сообразила: – Нет, нет, мы не к вам.
– Куда тогда?..
– Ко мне.
«Ко мне». Софка опять едва не рассмеялась от абсурда. От того, что Алина ведёт её к себе домой. После всей мерзости, после всей жути. Именно Алина, никто, никто другой.
Мечта заглянуть к ней в гости жила в Софке давным-давно. Но… Чёрт, неужели нужно было прожить три месяца в Чернове, выдержать этот поганый день, дождаться восемнадцатилетия, чтобы таки поймать улыбку судьбы зарёванным взглядом?
– Ты с мамой поссорилась? – спросила Алина, отпирая подъезд. На руке у неё болтался пакет, в свете фонаря Софка различила внутри знакомые упаковки – сметана, батон. Так странно думать, что учителя тоже люди.
– Да, – удивляясь, как спокойно это прозвучало, ответила Софа. – Из-за Ду… отчима. Мне на день рождения подарили сигареты. Ну так, попробовать. А он почувствовал запах и тут же набросился. Дал пощёчину… Я позвонила маме, а мама…
До этого Софка словно с листа читала: ровно и чётко. Но ябедничать на маму, ябедничать на маму Алине – это было за гранью; фразы застряли в горле. Во-первых, классная – это всё-таки классная; как бы ни относилась к ней Софка, это чужой человек. Во-вторых, Алина была хорошей маминой подругой; так что очевидно, что обо всём, сказанном Алине, очень скоро узнает сама мама. Так сказать, с двух позиций.
Голова раскалывалась, и одновременно её будто набили ватой. Зубы выбивали дробь. Софка стояла у незнакомого подъезда и всё моргала, моргала, чтобы не так сильно жгло опухшие глаза. И повторяла, как заведённая:
– А мама… мама…
– А мама не поверила, – кивнула Алина, пропуская её в подъезд. – И ты убежала из дома. Так?
Софка опустила голову. В подъезде пахло кошками и куревом.
– Давай, – вздохнула Алина, кивая на лестницу. – Поднимайся.
– Я не знаю, что делать, – выдохнула Софка и вдруг вспомнила: – Я ведь ещё сегодня Макс…има застала. С Жанной… случайно. И ещё кто-то что-то предлагал у Насти… мне кажется, наркотики…
Софка не была уверена, что Алина имеет точное представление о том, кто и с кем встречается в её классе. Но понимала, что не отреагировать на наркотики классная не может.
Однако, вместо вопросов и разносов, с огромному облегчению Софки, она велела:
– Для начала – позвони маме. А потом будем думать, хорошо? Не надо бежать вперёд паровоза. Ты сейчас в таком состоянии, что многое могло показаться.
Алина запустила её в квартиру, зажгла свет; Софа, всё ещё моргая, ввалилась внутрь. И здесь, в тепле, опять ощутила, что силы вытекают, совсем как перед Настиным подъездом; только теперь – окончательно.
Не спрашивая, она опустилась на банкетку у дверей. Привалилась к стене и поняла, что встанет отсюда, только если начнёт рушиться потолок.
– Я ничтожество, – пробормотала Софа, закрыла глаза и заплакала.
***
Алина загнала её в ванную, заставила прогреться под душем, сунула какие-то вещи – футболку, халат. От усталости Софка плохо соображала; несколько раз ей серьёз казалось, что струи душа – это лучи, посылаемые горячим солнцем, то бишь яркой лампой под потолком.
Выбираясь из ванной, она едва не поскользнулась. Потеряла равновесие, взмахнула руками и краем глаза поймала своё отражение в зеркале. Мимолётно отметила, как отощала. В Чернове она почти не ела; как будто назло маме, но на самом деле просто не хотела – из-за стресса, из-за новой школы, из-за Дуболома, конечно. Когда он был дома, она и в кухню-то лишний раз старалась не заходить. Что там в кухню – лишний раз из своей комнаты не высовывалась.
Глаза слипались. Софа запахнулась в выданный халат и, пошатываясь, сделала шаг к дверям. Затем вернулась обратно. Проверила, не оставила ли в ванне волос, не в луже ли мыло. Не хватало ещё развести свинарник у Алины в квартире.
«Она уже позвонила маме или нет?» – тупо, почти без эмоций подумала Софка. Толкнула дверь – та не поддалась; толкнула сильнее и усмехнулась: дверь не открывалась. Алина что, решила запереть её, чтобы никуда больше не убежала?
Софка беззвучно расхохоталась. Опустилась на лилипутскую табуретку, которая стояла в ванной непонятно зачем, сложила руки на коленях и задумалась – а что теперь. Что дальше? Формально – наверное, уже наступила полночь, и вот уже сутки, как она совершеннолетняя. Может идти куда хочет. Может делать что хочет. И никакая мама, никакой Дуболом ей не указ. И закрыта дверь – тоже только формальность, фикция. Она может сделать то, что захочет.
Но что она хочет?
Она очень хорошо знала, что хочет. Но получить первое было так же реально, как раздобыть машину времени или омут памяти. А второе… Для того, чтобы подготовиться к обществознанию, у неё просто не хватит времени.
– Соня? – послышалось из кухни. Софа решила не отвечать; раз Алина заперла её – какое может быть доверие? Алина, ванная, задвижка на двери… Что за бред! Что за бред творится вокруг неё весь сегодняшний день? Все последние три месяца, с самого переезда?