Идя сквозь огонь
Шрифт:
— Невысокий крепыш с бородой… — напряг память шляхтич. — Еще у него были следы оспы на лице…
— Верно, следы оспы! — гневно вскричал нобиль. — Вот что мне показалось в нем знакомым!
— В ком, Вельможный Князь? — робко полюбопытствовал юноша.
— В негодяе, коего я встретил у городских ворот! — сверкнул белками глаз старый воитель. — Не думал я, что тать окажется так близко ко мне!
Но сие к лучшему! Собирайся в погоню, Янек! Клянусь всеми святыми, мы настигнем злодея!
С проворством, коего трудно было ожидать от его возраста, Князь вскочил на спину коня и, махнув рукой своим воинам, устремился к городским воротам. Закованные в сталь всадники последовали за ним…
Однако догнать Бутурлина им так и не удалось. Сокращая путь, боярин свернул в лес, и конная полусотня промчалась мимо него, громыхая оружием и доспехами.
— Куда это они? — вслух подумал Дмитрий, изумленный столь дивным поведением Сармат. — Едва вернулись в город, как вновь спешат из него уехать…
Напуганная шумом птица вспорхнула с облюбованной ветки и скрылась в чаще. Низкое осеннее солнце уже стояло в зените, и Дмитрий решил вернуться на дорогу, дабы не тревожить долгим отсутствием друзей.
Вскоре он встретил попутчиков. По дороге тащилась влекомая низкорослой крестьянской лошадкой телега с грузом купленных в Торжище глиняных горшков.
Правили ею два селянина: дородный бородач с внешностью деревенского старосты и высокий тощий мужик с повязкой на правом глазу.
— Помогай Бог, боярин! — приветствовал поравнявшегося с телегой московита толстяк. — Далеко ли путь держишь?
— И вам пусть Господь помогает! — улыбнулся в ответ Бутурлин. — Пока еще я не ведаю, сколь долгим окажется мой путь. А вы откуда будете?
— Из деревни Милица, что лежит к северу от сих мест, — ответил ему. Бородач. — Я Авдей, тамошний староста, или, как молвят на Литве, войт.
В былые годы я часто ездил на Москву, так что с ходу могу отличить москвича от поляка или литвина. А сей муж — мой зять Северин, недавно вернувшийся с войны.
— Неблагодарное это дело — за вельможных панов кровь проливать! — вступил в разговор одноглазый Северин. — Пока ты им нужен, серебром тебя манят, а окалечишься — гроша ломаного не дадут!
Я служил городовым ратником в Торжище, а когда Король стал скликать народ на войну, подался в конное ополчение…
Недолго же мне довелось воевать! — горько усмехнулся он. — Зацепил меня как-то саблей вражий турок, глаз и вытек…
Воевода, под началом коего я бился, в жаловании мне отказал. Молвил: «На что ты мне, окривевший? Пищаль на врага навести не можешь, половины ратного поля не зришь! Ступай прочь, болезный, доживай свой век на печи!»
Верно, из ручницы мне нынче не стрелять. Из нее целятся правым оком! Но из лука пускать стрелы могу за милую душу и мечом владею не хуже, чем в былые времена!
Только кто меня станет слушать? Дали в утешение кошель с медной мелочью да отослали из войска. Так и завершилась моя служба!..
— С тобой обошлись бесчестно! — посочувствовал бывшему жолнежу Дмитрий. — Но что толку горевать? Руки, ноги при тебе. Глаз видит, голова варит! С друзьями да родней не пропадешь!
— Авось не пропаду! — криво усмехнулся Северин. — Только несправедливо сие: бросать человека, словно порванный лапоть!
— Где ты ее видел, справедливость-то? — глубоко вздохнул Авдей. — Да и есть ли она на свете?
Ксендзы твердят, что Господь лучше нас ведает, кому нужен кнут, а кому — пряник! Но погляди, боярин, что творится вокруг!
Всяк, у кого есть сила, норовит слабого обидеть. Воеводы вводят подати на войну, местные паны не отстают от Воевод!
После уплаты поборов зерна остается ровно столько, чтобы до весны дожить. А весной вновь нужно сеять! Вот и приходится есть зимой одну брюкву…
Да это еще не все! С недавних пор дети в деревнях стали пропадать. За грибами пойдут в лес али за водой на речку, только исчезают, бедолаги, без следа… Сказывают, Махрюта вновь вышел на охоту!
— Махрюта — это Леший, по-вашему? — полюбопытствовал у Авдея Бутурлин.
— Нет, не Леший, — помотал бородой мужик. — Лешего у нас Борутой кличут. Махрюта — нежить иного рода. Из ваших, московских краев сия напасть к нам пожаловала!
Объявился в лесах прошлой зимой. Пришел в деревню к углежогам, молвит: «Выдайте мне детей ваших!»
«На что тебе дети?» — вопрошают поселяне.
А он в ответ: «Поедать буду!!!»
Мужикам такое зверство пришлось не по нраву, они и взялись за топоры! Да только Махрюта к сему был готов.
Ступа у него имеется огненная. Вроде пищали, только дробью начинена. Когда самый грозный из поселян выступил против татя с секирой, Махрюта навел на него ступу, поднес огонь, и бедолагу разорвало в клочья!
На углежогов такой страх напал, что они сами детей ему выдали, лишь бы он всю деревню не истребил. Но Махрюте сего было мало.
Собрал он по лесам тварей отверженных, дал им в руки зброю, велел себе служить. А те, поганцы, и рады! Кем бы они были без Махрюты? Кучка уродов-кровосмесителей!
А теперь народ о них без дрожи не вспоминает!
Всю зиму глумился Махрюта над жителями лесных селений. Многих бед натерпелись от него старатели! Где девку молодую тати освежуют ради забавы, где ребенка съедят!
А рыжий ирод глядит на сие и гогочет. Весело ему!
В последнее время он, верно, приутих. Воевода местный, лишь сошли снега, взял конную сотню и двинулся в леса гвоздить сих нелюдей!
Да только разделаться с ними так и не сумел. Людоеды укрылись на болотах, откуда их никакой силой не выкурить! Все лето о татях не было слышно, а к осени, глядишь, вновь зашевелились!