Идя сквозь огонь
Шрифт:
Отбросив пинком очередного недруга, Дмитрий огляделся по сторонам. На правой оконечности засеки крушил огромным топором нукеров Гуляй-Секира, с левого фланга держал оборону кузнец, чей тяжелый молот проламывал татарские шлемы не хуже его топора.
Трохим Щелепа носился по гребню стены, срубая врагам ноги и головы распрямленной косой и сталкивая их к подножию засеки.
Бормотавший при этом какие-то прибаутки, он выглядел со стороны безумцем, но его безумие пугало татей не меньше, чем гибельная коса в руках.
Вопреки их усилиям, татарам все же удалось прорваться на гребень засеки и Бутурлин лицом к лицу столкнулся с Илькером.
Орудуя саблей и щитом, Мурза устремился к нему в надежде пленить московита. Но Дмитрий, отбив с завидной ловкостью вражий выпад, поверг татарина наземь.
Не давая Илькеру подняться, боярин наступил на его щит и что было силы ударил противника сапогом в лицо. Ошеломленный Мурза рухнул вниз с засеки. Падая, он успел зацепиться локтями за дощатый настил, но новый удар Бутурлина выбил из него сознание.
Утратив предводителя, татары дрогнули, и, воспользовавшись их заминкой, казаки с миличанами сбросили недругов со стены.
Вслед отступающим ногайцам неслись крики радости и издевательские вопли. Такого срама гордому Илькеру и его воинам еще не приходилось сносить.
Придя в себя от удара, Мурза с трудом влез на поданную ему лошадь и поскакал в сторону войска Радзивила. После всего пережитого он готов был принять смерть, лишь бы не слышать насмешки княжича и Демира-Аги.
Из сломанного носа Илькера струилась кровь, сладковатый вкус коей чувствовался и во рту. Проведя языком по зубам, Мурза почувствовал, что они шатаются.
«Будь ты проклят, Бутурлин! — с ненавистью подумал он о московите. — Клянусь милостью Аллаха, ты заплатишь мне за каждую каплю моей крови! Я с тебя шкуру живьем сдеру!»
— И это все? — разочарованно протянул Владислав, глядя на отступающих татар. — Нехристи разбежались, а засека целехонька!
— Не будь так суров, княжич, — улыбнулся рассудительный Демир-Ага, — татары хорошо потрепали миличан. Наверняка среди бунтовщиков много раненых и убитых. Теперь самое время дожать их…
— Дожать — это как? — бросил на турка хмурый взгляд Радзивил.
— Пусть твои стрелки дадут по засеке пару залпов из пищалей. Подобные вещи отрезвляют самые горячие головы!
— Вот еще, тратить порох на сию мразь! — возмущенно фыркнул княжич. — Хотя отчасти ты прав, Ага!
Я жалею о том, что у меня нет пушек. Пару выстрелов — и от сборища холопов осталось бы лишь воспоминание!
— Каин, вели аркебузерам строиться. Нынче мы устроим Милице кровавую баню!
Махрюта захлопотал, отдавая наказы стрелкам. В считанные мгновения пищальники выстроились в две шеренги, первая из коих встала на колено, а вторая подняла ружья над их головами.
— Ну вот, за пищали взялись! — процедил сквозь зубы Щерба. — Это не к добру!
— Всем лечь наземь! — крикнул своим людям Бутурлин. — Пули — не стрелы, для них нет преград!
Повинуясь здравому смыслу, казаки и миличане залегли у подножия укреплений, в местах, где камни и бревна давали наилучшую защиту от пуль.
— Огонь! — оглушительно взревел Махрюта.
Гром пищального залпа потряс окрестности Милицы и свинцовая туча понеслась в сторону веси, круша все на своем пути.
Глава 109
— Ну вот, гадай теперь, что творится в Милице! — раздраженно вымолвил, лежа в кустах, Газда. — Из-за этих чертовых холмов ничего не видно!
— Зачем тебе что-то видеть? — пожал плечами искушенный в военном деле Харальд. — Когда придет время взорвать греблю, Щерба протрубит в рог!
— Так-то оно так, — поморщился казак, — но мне ныне лучше быть в гуще битвы, среди братьев, чем киснуть здесь, ожидая трубный зов!
— Помнишь, что сказал боярин? Наша миссия важнее того, что происходит в бранном поле. И если Щерба до сих пор не трубит, значит, еще не пора поджигать порох!
— Вот только бы не опоздать! — тряхнул чубом Газда. — Предчувствие у меня дурное…
— Предчувствие, молвишь? — задумчиво потер шрам на лбу датчанин. — Тогда держи ухо востро. Может статься, Радзивил проведал о планах Дмитрия, и к нам спешат тати!
В том, что чутье не обманывало казака, Харальд убедился, когда из ближайших зарослей вылетело с десяток конных бойцов. Судя по оружию и доспехам, это были люди Демира-Аги.
Сходу обнажив сабли, турки устремились к залегшим в кустах компаньонам. Видя, что боя не избежать, Газда рывком поднялся на ноги, выхватывая из ножен клинок.
— Не горячись, Петр! — окликнул его рассудительный Харальд. — Ты забыл кое о чем!
В руке датчанин держал один из огненных горшков, привезенных в Милицу Флорианом. Прежде чем конники одолели разделявшую их пустошь, Харальд чиркнул огнивом, поджигая масляный фитиль «граната», и метнул смертоносный плод в гущу врагов.
Ведавший убойную силу заряда, он тотчас навалился на товарища, повергая его наземь. Оглушительный грохот взорвал сырую тишину лощины. На головы компаньонов посыпались иссеченные дробью ветки и листья.
Встав на ноги, Харальд и Газда увидали останки своих врагов. Никому из людей Демира-Аги не удалось спастись.
Одни нукеры погибли сразу, другие истекали кровью от множественных ран. Вместе с турками бились в агонии их нашпигованные свинцом лошади.
Привычного к ужасам войны Газду на сей раз покоробило. Сраженные тати умирали в жутких муках, и казак невольно вздрогнул, представив себя на их месте.
— Что застыл? — вывел его из оцепенения голос друга. — не видал прежде, как действует «гранат»?