Иерусалим

Холланд Сесилия

Он опёрся на каменный подоконник, глядя вниз, на внутренний двор, который отсюда был хорошо виден. Двор кишел людьми: слугами, солдатами Керака и других лордов. Раннульф увидел, как люди Керака приставали к служанке, покуда она не бросила корзину и не удрала в кухню. Те, кто не носил цвета Керака, благоразумно держались подальше, делая вид, что ничего не замечают.

Шум и беспорядок раздражали Раннульфа, привыкшего к жёсткому распорядку Храма. Если б он командовал здесь, он бы живо заставил всех этих людей стать тише воды и ниже травы. Жажда власти сжигала его; он видел себя властителем сильнее

и значительнее Яффы, властителем, достойным супруги Яффы.

Мысленным взором, словно сквозь мятущееся пламя, он увидел себя таким, каков он есть — низкорождённый, заурядный, одинокий. Далеко внизу вышел из зала де Ридфор; с высоты башни он чудился крохотным, Раннульф мог бы вытянуть руку, ухватить его большим и указательным пальцем и вышибить ему мозги о каменную стену.

При этой мысли воображение его взыграло, и он увидел де Ридфора мёртвым, а себя самого — магистром Ордена. Он, Раннульф, защищал королевство, сражался с Саладином, и Сибилла любила его — не открыто, конечно, но тайно; они встречались тайком, и она отдавалась ему, и сыновья, которых она рожала Ги де Лузиньяну, были сыновьями Раннульфа.

Видение обожгло его. Он зажмурил глаза, закрыл лицо руками. Он не знал, что делать. Всякий путь, который он себе воображал, только уводил всё дальше во тьму. Сердце Раннульфа кровоточило, разъедаемое незримой язвой, и вдруг он осознал, как сильно ему недостаёт его обета.

Ги де Лузиньян не вполне был уверен в правильности своих действий — но, как бы то ни было, он, младший сын, безземельный, без гроша в кармане и высоких покровителей, проехав полмира, получил в жёны прекрасную принцессу и оказался в двух шагах от иерусалимского трона. Он намеревался продолжать и дальше в том же духе, даже если и не мог постичь смысла собственных поступков.

Но весь его успех зависел от Сибиллы, а сейчас Сибилла сердилась на него.

— Не понимаю тебя, — сказал он. — Почему ты завтра не поедешь на охоту?

— Потому что здесь слишком много дел, — отвечала она. Принцесса сидела на большой кровати в их опочивальне, баюкая на руках маленькую Жоли. — И мне нужен ты — они должны видеть, что ты готов вести их.

Ги рассмеялся:

— Не думаю, чтобы кто-то из здесь собравшихся захотел, чтоб его вели. Взять хотя бы этого тамплиера, который огрызается на собственного командира, — могу я вести его? И все они здесь такие, упрямые и несговорчивые.

— Между этими тамплиерами старинная вражда, — сказала Сибилла, и вид у неё был удивлённый, словно ему, Ги, следовало знать подобные мелочи. А он не хотел их знать, ему плевать было на тысячи мелких свар и ссор, которыми изобиловало это королевство, тесное, как большая семья. Он хотел поохотиться на антилопу — великолепнейшее в мире занятие, куда лучше, чем сидеть и вести разговоры о политике. Он подошёл к жене и сел рядом с ней, глядя на малышку у неё на руках.

— Наше дитя, — сказал он и поцеловал жену.

— По крайней мере, скоро прибудет дядя Жослен, — сказала она, словно не заметив поцелуя. — Он всегда путешествует с большой свитой. Он уравновесит Керака.

— Керак! — проворчал Ги. — Старик, который живёт за счёт былой славы. Он всех вас зачаровал. Пойду подберу лошадей для охоты. Идёшь

со мной?

— Нет, — сказала Сибилла, — мне нужно нянчить малышку. Поди посмотри на лошадей; может быть, и я поеду с тобой на охоту, если для меня найдётся подходящий конь.

— Хорошо, — сказал Ги, довольный. Она больше не сердится на него. Он запустил пальцы в волосы жены; внезапно ему захотелось заняться с ней любовью, просто ради того, чтобы лишний раз доказать, что она принадлежит ему. Но она склонилась над дочерью, а Ги опасался вставать между нею и малышкой.

— Я люблю тебя, — сказал он и, поцеловав её в макушку, вышел.

«Я ошиблась, — думала Сибилла, — я вышла замуж не за того человека».

Когда Ги ушёл, она села на пол опочивальни и начала играть с малышкой, которая как раз училась сидеть без посторонней помощи. Сибилла научила её незатейливой игре: девочка закрывала глаза руками, а мать делала вид, что ищет её.

— Где же моя Жоли? Ох, да где же она?

Спрятав личико в ладонях, девочка забулькала от удовольствия. Сибилла притворилась, что ищет её под подушкой.

Ги дал ей эту крохотную девочку; за одно это она всегда будет любить его. Порой Сибилла думала, что Жоли куда дороже всего Королевства Иерусалимского, и она с радостью отказалась бы от титула королевы, только бы остаться просто матерью Жоли.

Нет, именно ради Жоли она будет королевой и принесёт Иерусалиму мир. Если Ги разочаровал её, есть и другие средства. Господь не допустит её поражения; Господь покроет её промахи.

Вошла Алис, качая головой.

— Думаю, сегодня мы останемся голодными — вот и всё.

Сибилла как раз «нашла» Жоли, укрывшуюся за собственными ладошками, и теперь они вместе переживали радость воссоединения: девочка курлыкала, смеялась и карабкалась на руки к матери. Сибилла поцеловала её шелковистую головку. Понемногу до неё дошло, что Алис всё ещё вне себя.

— В чём дело?

— Я не могу выйти распорядиться об ужине. Стоит мне ступить за дверь, как на меня бросаются эти люди. — Алис тяжело плюхнулась на табурет, лицо её горело пунцовым румянцем. — Одного из них я ткнула ножницами, Богом клянусь, Сибилла, я это сделала!

— Неплохо для тебя, — одобрила Сибилла.

Алис со всей силы ударила кулаком по колену.

— Нет! Я не желаю делать ничего подобного! — Вдруг её глаза наполнились слезами. — Я больше не выйду за дверь, Сибилла. Не выйду, пока это всё не закончится.

— Ну хорошо, — сказала Сибилла, удивлённая её вспышкой. — Пошлём пажей.

И подхватила Жоли на руки, баюкая её в колыбели своей любви.

Настал вечер; начался совет, ради которого они все и прибыли в этот замок. Ги де Лузиньян опёрся на спинку двойного кресла, которое чуть позже с ним разделит жена, и разглядывал людей, заполнявших небольшой зал. Здесь была половина всех влиятельных людей Святой Земли, и все они вращались вокруг него, точно планеты. Что бы он ни говорил, они слушали. Он сидел на почётном месте, и все остальные сидели ниже: старики, знатные властители, солдаты, воевавшие здесь десятилетиями. Слуги неслись опрометью при малейшем его кивке. Стоило ему поднять палец, и все кланялись.