Игра без козырей

Фрэнсис Дик

– А остальное, то, что ты сейчас сообщил мне, это твои предположения?

– Да.

– Основанные на твоей оценке Крея, сделанной за один уик-энд?

– Да. И отчасти на том, как он проявил себя за эти два дня. А отчасти на его бумагах, которые я прочел... – После минутного сомнения я рассказал Рэднору, как влез в кейс Крея и сделал снимки. – Остальное всего лишь интуиция.

– Хм, это надо проверить... Ты принес пленки?

Я кивнул, достал их из кармана и положил перед ним на столик.

– Я отдам их в проявку и печать. – Рэднор задумчиво

барабанил пальцами по подлокотнику кресла. Затем, будто приняв решение, отрывисто сказал: – Теперь главное, что нам нужно – это клиент.

– Клиент? – растерянно переспросил я.

– Конечно. Мы же не полиция, мы работаем ради прибыли. Расследования и жалованье сотрудникам агентства налогоплательщики не оплачивают. Все оплачивают клиенты.

– А-а... да, конечно.

– Наиболее вероятный клиент в этом случае – распорядители ипподрома в Сибери или Национальный охотничий комитет. И думаю, что прежде всего надо поговорить со старшим стюардом. Никогда не вредно начать сверху.

– Он может предпочесть обратиться в полицию, – заметил я. – Они работают бесплатно.

– Дорогой Сид, знаешь, чего хотят люди, когда обращаются к частным сыщикам? Чтобы сыск оставался частным делом. Они за это платят. Когда полиция что-то расследует, об этом знают все. Когда расследуем мы, об этом не знает никто. Поэтому к нам иногда попадают уголовные дела, хотя, казалось бы, гораздо дешевле обратиться в полицию.

– Понимаю. Значит, вы поговорите со старшим стюардом...

– Нет, – перебил он, – с ним поговоришь ты.

– Я?

– Разумеется. Это твое расследование.

– Но это ваше агентство. Он привык вести переговоры с вами.

– Ты тоже знаком с ним, – возразил Рэднор.

– Я работал с его лошадьми, и это ставит меня в неудобное положение. Для него я жокей, бывший жокей. Он не воспримет меня серьезно.

– Если ты хочешь разоблачить Крея, тебе нужен клиент, – пожал плечами Рэднор. – Иди и найди клиента.

Я хорошо знал, что он никогда не посылал вести переговоры даже старших оперативных сотрудников, тем более неопытных. И я не сразу поверил, что он намерен поручить переговоры мне. Но он молчал, и мне ничего не оставалось, как встать и направиться к дверям.

– Сегодня скачки в Сендауне, – бросил я пробный шар. – Он должен быть там.

– Прекрасная возможность. – Рэднор смотрел поверх моей головы, но не на меня.

– Я попытаюсь там переговорить с ним.

– Правильно.

Он не дал мне задания, но и не выгнал меня. Все еще не веря в то, что произошло, я вышел и, закрывая дверь, услышал неожиданный гулкий, громкий, короткий смешок. Триумфальное фырканье, похожее на счастливый смех.

Я вернулся к себе на квартиру, взял машину и поехал в Сендаун. Стояла сухая, солнечная, теплая для ноября погода, как раз такая, чтобы собрать зрителей на стипль-чез.

В прекрасном настроении я въехал в ворота ипподрома и припарковал машину – «Мерседес» с автоматическим управлением, удобным устройством руля и полоской на заднем стекле: «Нет ручного сигнала».

Потом присоединился к толпе зрителей возле весовой. Я больше не мог туда входить. Труднее всего привыкать к тому, что весовая и раздевалка, которые в течение четырнадцати лет я считал родным домом, теперь навсегда закрыты для меня. Когда отдаешь стюардам жокейскую лицензию, теряешь не только работу – рушится весь привычный уклад жизни.

В Сендауне уйма людей хотела поговорить со мной. Я не был на скачках больше шести недель, и каждый спешил поделиться со мной слухами и сплетнями, накопившимися за это время. Вроде бы никто не знал о моем ранении. Меня это порадовало. Погрузившись в атмосферу скачек, я чувствовал себя почти счастливым, и на час Крей отошел в моем сознании на задний план.

Правда, это не значит, что я забыл о цели своего приезда, но в начале соревнований старший стюард виконт Хегборн нигде не задерживался надолго, и мне не удавалось с ним поговорить.

Хотя я много лет работал с его лошадьми и всегда считал его человеком понимающим и справедливым, во многих отношениях он оставался для меня загадкой. Сдержанный, замкнутый, он, казалось, с трудом вступал в общение с людьми. К несчастью, как старший стюард он не добился большого успеха. Создавалось впечатление, что он не олицетворяет власть, а все время оглядывается на власть у себя за спиной. Я сказал бы, что он боится вызвать неодобрение небольшой группы лиц, которые фактически сами жестко и решительно управляли скачками, независимо от того, кто в данный момент сидел в совете распорядителей в кресле старшего стюарда. Лорд Хегборн откладывал решения до тех пор, пока не становилось уже поздно принимать их, и все равно оставалась опасность, что он в любой момент переменит свое мнение. Но мне так или иначе предстояло иметь с ним дело, потому что, пока не кончился год, на который он был избран старшим стюардом, он считался главной фигурой в совете распорядителей.

Наконец мне удалось поймать его в тот момент, когда он отошел от директора ипподрома и остановился, чтобы выслушать жалобы тренера. Лорд Хегборн с не свойственным ему юмором не стал заниматься этими жалобами и приветствовал меня теплее, чем обычно.

– Сид, как приятно вас видеть! Где вы пропадали?

– В отпуске, – коротко объяснил я. – Сэр, могу ли я поговорить с вами после скачек? Мне настоятельно необходимо обсудить один вопрос.

– Лучшего времени, чем сейчас, не будет, – сказал он и скосил глаз на обиженного тренера. – Рассказывайте.

– Нет, сэр. Нужно время и все ваше внимание.

– Хм? – Обиженный тренер был забыт. – Не сегодня, Сид. Мне хотелось бы пораньше вернуться домой. А в чем дело? Скажите в двух словах.

– Я хотел бы поговорить с вами о том, кто стоит за попыткой захвата ипподрома в Сибери.

– Вы хотите... – Он озадаченно смотрел на меня.

– Да, сэр. Об этом невозможно говорить здесь, потому что в любой момент вас могут отвлечь. Если бы вы нашли двадцать минут после окончания соревнований...