Игра Бродяг

Литтмегалина

— Будем считать этот маленький сомнительный эпизод недоразумением, — продолжил Уголек. — Ты находишься в отчаянном положении, а если ситуация сильнее тебя, она начинает в значительной мере определять твое поведение, не так ли? Любой кот, любая кошка, даже котята у нас знают это.

Молчун не понимал его, хотя бы потому, что некоторых слов из длинной фразы Уголька не знал вовсе. Вероятно, теперь, когда его утешали, ему должно было стать лучше, но не становилось.

Кот вился вокруг него, но ничем не мог помочь. Молчун ослаб и лег на землю, больше не заботясь от том, что его могут увидеть. Хуже быть уже не может, чтобы бы ни произошло. Молчун потерял себя в своей боли, полностью растворился в ней. Его движения были бессмысленны, как движения лягушки, обезглавленной, но продолжающей двигаться. Молчун вжимался в землю, как будто она еще могла спасти его.

Молчун умирал — не только сейчас, а все эти дни, недели и месяцы. Он был бессилен изменить что-либо в своей судьбе, и, наблюдая его исчезновение холодными глазами, никто не захотел помочь ему.

Он лежал на земле, вытянув бесчувственные, онемевающие руки и ноги. Теперь время шло для него на убывание.

***

Эхо ходила из угла в угол. Вогтоус сидел на кровати, свесив ноги, и наблюдал за ее перемещениями.

— Ты волнуешься из-за него? — спросил Вогт.

— Да. У меня какое-то странное, гнетущее ощущение. А ты чувствуешь что-нибудь?

Вогт покачал головой.

— Ничего кроме раздражения и нетерпения.

— Если ты не чувствуешь того же, что я, это не должно быть правдой, да? — спросила Эхо осторожно.

— Не знаю.

— Проклятье! — выкрикнула вдруг Эхо, пнув ножку стола.

Вогтоус усмехнулся и запрокинул голову.

— Ты не задумывалась, почему тебя так заботит этот ребенок?

— Нет, я не думала об этом, — неискренне ответила Эхо.

— То, что с ним происходит, очень напоминает произошедшее с тобой.

— Возможно, — признала Эхо, зажмурившись.

— Но ты говорила, что это не было ужасным. И что тебе не требовалась помощь. Почему тогда ты стремишься помочь ему?

— Вероятно, я врала, — отрывисто сказала Эхо.

— Почему ты солгала, что это не ужасно, если это было ужасным?

— Я не знаю, — сказала Эхо, отвернувшись. — Может быть, я… — она замолчала.

— Что? — спросил Вогт. — Повернись и посмотри на меня.

— Прекрати, Вогт, — сказала Эхо и все-таки повернулась. — Ты заставляешь меня, ты это понимаешь?

— Иногда лучше заставить, — сказал Вогт. — И что же?

— Когда это происходило со мной, мне было легче внушить себе, что это не ужасно, чем осознать, что это ужасно, а я ничего не могу изменить.

Вогтоус спокойно и пристально смотрел ей в глаза. Эхо хотелось закрыть свои, но она не могла.

— Зло, которому не мешают расти, растет, а вовсе не вянет.

— Наверное. Но нет никого, кто способен вырвать его из земли. Некоторые чувства невозможно ощущать долго. Легче умереть. Или обмануть себя. Это так удобно. Если тебя унижают, и ты не находишь в себе сил терпеть это и не находишь сил победить это, настолько просто сделать вид, что унижения нет. Это то, что ты сейчас делаешь, — огрызнулась Эхо. — То, что ты делаешь: унижаешь меня!

— Не я, — возразил Вогт. — Правда унижает тебя. Подойди ко мне, — он протянул к ней руки.

Эхо приблизилась, чувствуя себя неловкой и беспомощной. Вогтоус притянул ее к себе и обнял.

— Я не хочу обижать тебя, — сказал Вогтоус, поглаживая ее спину. — Ты главный человек в моей жизни. Если у меня не будет тебя, все остальное потеряет значение. Весь мир станет ничем.

Эхо закрыла глаза, пытаясь отыскать успокоение в бархатной темноте.

— Правда унизительна для всех. Чистых людей нет. Если я и был когда-то чист, это время прошло.

— Я начинаю бояться тебя, Вогт.

— Тебе я не опасен, — он погладил ее волосы, заплетенные в косу. — Ты стала такой красивой теперь, когда тебе не нужно устрашать кого-то. Такой, какой я тебя и представлял вначале. Ты еще разозлилась на меня, когда я сказал об этом, помнишь?

— В прошлом я все время на тебя злилась.

— Притворялась, что злилась, — возразил Вогт. — Только скажи мне, и я расшибу в щепы проклятую дверь. Я постараюсь сдерживать себя. Я тоже не хочу, чтобы кто-то пострадал. Во всяком случае от моей руки.

— Нет, — отказалась Эхо, не открывая глаз. Осторожно, осторожно — пульсировало в ее голове.

— Хорошо, остаемся здесь. А если явится дракон и все спалит… что ж, иногда проще сломать и отстроить заново, чем ремонтировать то, что построено с фатальной ошибкой.

«Я боюсь его, — подумала Эхо, — но уже не могу быть без него».

— Ты постоянно ищешь доказательства, Вогт, — сказала она. — И твои чувства притупляются, потому что ты полностью сосредоточен на поиске.

— Доказательства чему? — спросил Вогт.

— Я не знаю.

***

Молчун заметил хозяина и с колотящимся сердцем вжался в землю. Он лежал, слушал… и слышал шаги. Его заметили. Некоторое время он еще прятался в траве, словно кролик, обманывая себя, а затем встал.

Хозяин смотрел на него. В руке он сжимал сучковатую палку.

— Вот ты где, маленький гаденыш. Попался. Что ж, сегодня я сделаю так, чтобы ты никогда больше не приходил в деревню. Боишься меня?

— Нет, — сказал Молчун. Он сам не понял, как это получилось. Он просто вдруг услышал свой безразличный тихий голос.

Хозяин выкатил глаза,

— Так ты умеешь… Стоп!

Молчун бежал так быстро, словно его пятки горели. Хозяин Сквалог тяжело затопал за ним.

На длинной улице стоял человек, нескладный и растрепанный, как чучело. В тот момент, когда Молчун пробегал мимо, чучело вытянуло длинные руки и попыталось схватить его. Молчун увернулся. Если бы у него были силы, он бы остановился, разорвал бы чучело в клочья, убил бы хозяина, но сил у него не было, и все, что он мог сделать — это бежать к дыре в заборе, которая отделяла страшный мир от безлюдного.