Игра Бродяг

Литтмегалина

— Предлагаю не делать ничего, — предложил Вогт. Его взгляд устремился на что-то позади Эхо и затем поднялся к облакам. — Ох… — только и сказал Вогт.

Взлетевший дракон показался над крышами и взмыл высоко в небо, с силой хлопая широкими кожистыми крыльями. Он был больше любого известного им существа.

— Нужно спрятаться, — Вогтоус дернул Эхо за руку. — Да очнись же ты!

Но Эхо как будто оцепенела.

Все в драконе: его огромные крылья; уродливая голова, покрытая множеством рогов и рожек; черные загнутые когти на его мощных лапах — все обещало боль, увечья и смерть. Он был порождением ненависти, закованным в красную чешую. Он зачаровал Эхо. Она знала о нем, множество раз слышала хлопки его крыльев поблизости, но еще никогда не видела его воочию. Она не могла и представить, что он будет настолько страшен.

— Эхо! — Вогтоус схватил ее за руку и утянул ближе к стене.

Эхо послушно вжалась в стенку. Ее глаза продолжали следить за драконом.

— Он настолько настоящий, — сказала она.

— И весит, должно быть, как целый дом.

Дракон сложил крылья и упал вниз, в гущу разбегающихся от него людей. Эхо зажмурилась, когда дракон подцепил одного человечка и с ним воспарил в небеса. Вогтоус не прекращал смотреть. Он выглядел сосредоточенным и лишь немного взволнованным.

Человек вопил, извиваясь в когтях, хотя даже сумей он вырваться, он бы не пережил падения с высоты. Бродягам этот человек был неизвестен, а Молчун узнал бы его: Сквалог. Когда дракон запустил когти в его бока, Сквалог закричал еще громче, раскрывая рот так широко, что все его лицо превратилось в зияющую брешь, и брызнувшие капли его крови упали на землю возле Эхо.

— Вогт, он убивает его! — воскликнула Эхо.

— Знаю, — ответил Вогтоус неестественно спокойно.

— И ты никак не попытаешься это остановить? — поразилась Эхо.

— Нет, — ответ Вогта заглушил очередной вопль раздираемой в клочья жертвы, поэтому Эхо не столько услышала, сколько считала по губам.

— Но почему? Почему?!

— Уверен, он заслужил своей участи. Они все заслужили.

Эхо посмотрела в безжалостное, непроницаемое, упрямое лицо Вогта и не узнала его. Это действительно Вогт? Разве он сказал бы так?

— Все? — прошептала она. — Ветхие старики, давно забывшие свои имена? Младенцы, дремлющие в колыбелях? Кто — все?

— Нам надо выбираться отсюда, — напомнил Вогт.

— Нет, — возразила Эхо. — Мы еще не нашли мальчика!

Вогтоус рассмеялся и затем закашлялся от дыма, который стелился от пылающих домов, воспламененных огненным дыханием дракона.

— Полагаешь, он жив?

— Нет, — сказала Эхо, пятясь от него. — Нет, он не мог умереть!

— Пока ты берегла их от меня, они убили его! — выкрикнул Вогт. — Ты еще сомневаешься в том, что происходящее — это самое прекрасное, что только может быть для них? — он снова удушливо закашлял.

— Самое прекрасное? — тихо повторила Эхо. — Да это похоже на конец света!

Дракон кружил над ними, охотился на людей, как сова на мышей, однако брал куда больше, чем мог съесть. Люди пытались найти укрытие в домах, но, слетая к крышам, дракон выдыхал огонь, и деревянная кровля воспламенялась. Когда люди, напуганные пожаром, выбегали наружу, дракон хватал одного или сразу нескольких и, поднимаясь с ними высоко в небо, бросал. Тот, кого Молчун называл хозяином, надоел ему и лежал на земле, изломанный, страшный, с лицом, залитым кровью.

Эхо услышала хруст ломающихся костей, когда еще одно тело ударилось о землю, превращаясь из живого в мертвое, и почувствовала, как к горлу подкатывает тошнота. Неподалеку, едва не хлестнув Эхо крылом, дракон подцепил женщину и почти сразу бросил. Еще живая, женщина упала на крышу, пожираемую огнем. Эхо зажимала уши ладонями до тех пор, пока вопли не затихли.

— Считаешь — это правильно, это хорошо? — спросила она, чувствуя, как по лицу стекают слезы.

— Это — кара, — сказал Вогт и холодно посмотрел на нее. — Бежим к воротам.

Дракон пролетел прямо над ними, заставив их умолкнуть и сжаться. Тень его крыльев была прохладной, как ночь.

— Осторожно, — прошептал Вогт. — Это не наш дракон, но теперь он опасен для всех, потому что его распирает пламя гнева.

Они побежали, и в спины им ударил поток огня. Вогт, на секунду остановившись, похлопал Эхо по спине, погасив огонек, взбирающийся по кончику ее косы. Улица впереди была вся застлана дымом. Дом старосты будто окунули в пламя, деревянная крыша его пылала, не угасая; каменные стены почернели. Повсюду валялись убитые. Пригнувшись, бродяги побежали вдоль частокольной ограды. Сквозь завесу дыма они различили кого-то у ворот: невысокий, грузный, стоит сгорбившись.

— Майлус, — опознал Вогт, приблизившись. — Как мы рады вас видеть. Но вы, кажется, намереваетесь оставить нас, не распрощавшись? Как нехорошо.

Майлус вздрогнул и выронил ключ.

— Что вы здесь делаете? — визгливо осведомился он, наклонившись и подобрав ключ.

— А что вы здесь делаете? — спросил Вогт и встал, прислонившись спиной к воротам.

Майлус снова уронил ключ и снова поднял его.

— Вы должны были избавить нас от него! — завопил он.

— А кто помешал нам это сделать? Кто приказал запереть нас? — огрызнулся Вогт.

— Не думайте, что после всего этого мы позволим вам уйти!

— Не думайте, староста, что во время всего этого мы позволим вам уйти, — невозмутимо отозвался Вогт.

Майлус зашелся в ругательствах. По его красному лицу тек пот, глаза выпучились; он казался сумасшедшим. Он сделал шаг от Вогта, затем другой, как будто что-то в Вогте пугало его.

— На меня-то что ругаться? — усмехнулся Вогтоус. — Все происходящее — это ваша вина, не моя.

— Как мы можем быть виноваты в том, что нас атакует проклятый злобный дракон?! — затряс кулаками староста.

— Я ведь спрашивал — не сделали ли вы что-то плохое. И вы не смогли мне ответить, потому что не считаете плохим ничего из того, что вы делаете. Ну да расплата все равно вас настигла.

— О чем ты? — спросил Майлус, помаленьку продолжая отступление.

Вогтоус не смотрел на него, устремив взгляд выше — в небо белое, как простыня.

— О ребенке, конечно, — невозмутимо объяснил он. — Вы лишили его возможности выжить, он отвечает вам тем же. Вам не кажется, что это высшая справедливость? Чаши весов наконец-то выровнялись. Справедливость — страшная вещь. Вместо одного одноглазого становится двое.