Игра мистера Рипли
Шрифт:
…papa ne meno
Como faremo fare l'amor? [121]
Том продолжал болтать. Теперь он рассказывал о своей жене, которая собиралась пожить с друзьями в каком-то домике в Швейцарии. Джонатан почти совсем проснулся, когда Том произнес:
– Откиньтесь назад, Джонатан, и спите. Какой смысл бодрствовать? Надеюсь, вы хорошо себя чувствуете?
Джонатан и сам не знал, как себя чувствует. Он ощущал некоторую слабость, но такое с ним бывало часто. О том, что только что произошло, о том, что происходило в данный момент, Джонатан боялся думать – сгоревшие мясо и кости будут тлеть еще несколько
121
Папа не позволяет
Что же будет с нашей любовью? (итал.)
– Когда мессы поют по-английски, – говорил Том, – меня это, знаете ли, просто приводит в замешательство. Невольно начинаешь сомневаться, верят ли эти люди в то, о чем поют. Стоит услышать мессу на английском… возникает такое чувство, будто хор не в своем уме или же это сборище лжецов. Вы не согласны? Сэр Джон Стэйнер [122] …
Машина остановилась, и Джонатан проснулся. Том встал на обочине. Улыбаясь, он пил кофе из крышки термоса и предложил Джонатану. Джонатан выпил немного. Затем они двинулись дальше.
122
Сэр Джон Стэйнер (1840-1901) – английский органист, автор духовной музыки.
Над деревней, которую Джонатан никогда раньше не видел, занимался рассвет. Джонатан окончательно проснулся. Стало совсем светло.
– До дома всего двадцать минут ходу! – весело проговорил Том.
Джонатан пробормотал что-то и снова прикрыл глаза. Теперь Том говорил о клавесине, о своем клавесине.
– Насчет Баха скажу так: слушая его, тотчас становишься цивилизованным человеком. Пусть это всего лишь фраза…
21
Джонатан открыл глаза. Ему показалось, что он слышит, как играют на клавесине. Так и есть. Ему это не приснилось. Да он, в общем, и не спал. Музыка доносилась снизу. Музыкант сбивался, и все начиналось сначала. Сарабанда, кажется. Джонатан с трудом поднял руку и взглянул на часы: 8.38. Что-то сейчас делает Симона? Что она думает?
Джонатан чувствовал изнеможение. Он уткнулся в подушку, стараясь забыться. Перед тем как лечь, он принял горячий душ, по настоянию Тома надел пижаму. Том дал ему новую зубную щетку и сказал: «Поспите хоть пару часов. Еще очень рано». Это было около семи утра. А теперь надо подниматься. Надо как-то успокоить Симону, поговорить с ней. Но Джонатан лежал неподвижно, прислушиваясь к звукам клавесина.
Теперь Том подбирал что-то на басах, и мелодия звучала правильно. Это были самые низкие ноты, которые можно было взять на клавесине. Как сказал Том, тотчас становишься цивилизованным человеком. Джонатан заставил себя подняться и вылез из-под бледно-голубых простыней и синего шерстяного одеяла. Пошатываясь, но стараясь держаться прямо, он с усилием направился
Перед Томом стояла нотная тетрадь, он читал с листа. Теперь зазвучали верхние ноты. Солнечный луч пробивался сквозь слегка раздвинутые занавески на окнах и падал на левое плечо Тома, освещая золотой узор на его черном халате.
– Том?
Том тотчас обернулся и поднялся.
– Да?
При виде встревоженного лица Тома Джонатану стало плохо. В следующую минуту он лежал на желтом диване. Том вытирал ему лицо мокрым посудным полотенцем.
– Чаю? Или бренди?.. Есть у вас при себе какие-то таблетки?
Джонатан чувствовал себя ужасно, это ощущение было ему знакомо, и единственное, что могло помочь, – это переливание крови. Ему не так давно его делали. Беда в том, что сейчас он чувствовал себя хуже, чем обычно. Может, потому что не спал всю ночь?
– Что? – переспросил Том.
– Думаю, мне лучше поехать в больницу.
– Поедем вместе, – сказал Том. Он вышел и вернулся с бокалом.
– Это бренди с водой, если захотите. Оставайтесь здесь. Я на минутку.
Джонатан закрыл глаза. На лбу у него лежало мокрое полотенце, конец которого прикрывал одну щеку. Ему было холодно, и он чувствовал себя таким обессиленным, что не мог даже пошевелиться. Казалось, прошла всего минута, когда вернулся Том. Он переоделся и принес Джонатану его одежду.
– Кстати, если вы наденете ботинки и мое пальто, то вам не нужно будет переодеваться, – сказал Том.
Джонатан последовал его совету. Они снова сели в «рено» и направились в Фонтенбло. Одежда Джонатана, аккуратно свернутая, лежала между ними. Когда они подъехали к больнице, Том спросил, знает ли Джонатан точно, куда им ехать, чтобы переливание сделали немедленно.
– Мне нужно переговорить с Симоной, – сказал Джонатан.
– Мы обязательно это сделаем, вернее вы. На этот счет не беспокойтесь.
– Вы не могли бы съездить за ней? – спросил Джонатан.
– Хорошо, – пообещал Том.
До этого момента он не тревожился насчет Джонатана. Симона терпеть его не может, но ведь она поедет повидать своего мужа – с Томом или сама по себе.
– У вас дома все еще нет телефона? – Нет.
В больнице Том подошел к регистраторше. Она поздоровалась с Джонатаном так, будто знала его. Том держал Джонатана за руку. Передав его на попечение лечащему врачу, Том сказал:
– Я сделаю так, что Симона приедет, Джонатан. Не волнуйтесь.
У регистраторши он спросил:
– Как вы думаете, переливание поможет?
Она дружелюбно кивнула, и Том больше вопросов не задавал, так и не поняв, знает ли она сама, о чем говорит. Лучше бы он поинтересовался у врача. Том сел в машину и поехал на улицу Сен-Мерри. Ему удалось найти место для парковки в нескольких ярдах от дома. Выйдя из машины, он направился к каменным ступеням с черными перилами. Он не спал всю ночь, неплохо было бы побриться, но зато у него есть известие для мадам Треванни, которое может показаться ей интересным. Он позвонил в звонок.
Дверь никто не открывал. Том снова позвонил и огляделся, нет ли где Симоны. Сегодня воскресенье, без десяти десять, не рыночный день в Фонтенбло, но она вполне могла выйти за покупками или отправиться с Джорджем в церковь.
Том медленно спустился по ступеням, и, сойдя на тротуар, увидел Симону, двигавшуюся в его сторону. Рядом с ней шел Джордж. Симона несла корзинку для продуктов.
– Bonjour, мадам, – вежливо произнес Том, не обращая внимания на ее очевидную враждебность, и продолжал: – Я всего лишь хотел передать вам известие о вашем муже. Bonjour, Джордж.