Игра на опережение
Шрифт:
— Ничего… — Гена слушал несколько минут. — Все-таки послушай, может, найдешь зацепку. — И он протянул наушники Рощину. — Вот отсюда… Там все больше треп, а здесь есть конкретика.
… — Кать, а как ты завтра добираться-то будешь? Ведь у электричек после девяти перерыв.
— Да, я помню. А поспать утром охота… Ну ладно, встану пораньше. Соберусь, в магазин зайду, апельсинов килограмм куплю и поеду. Она же апельсины просила. Килограмма хватит?
— Хватит. Да я их сама здесь куплю. Привези просто чего-нибудь вкусненького.
— Бывает. А ты наши цены знаешь? У вас подешевле.
— Ладно, Катюш, я все сама куплю. Ну так как мы с тобой договоримся? Ты электричкой приедешь или на метро?
— Электричкой надоело… А на метро как?
— На метро до «Речного вокзала». А там сто восемьдесят восьмой автобус по Фестивальной до платформы довезет. Ну и под землей, через подземный переход пройдешь… Ты ж так ездила уже?
— Ездила, да уж забыла. Зин, а мост там вроде был, чтоб перейти? Не люблю я эти подземные переходы, особенно ваш. Там всегда темно, тесно и воняет. И бомжей полно. А на мосту воздух свежий.
— Мост этот есть, стоит еще. Ну это. ты сама решай. Как захочешь. Можешь через мост.
— Ну ладно, договорились, значит, хорошо?
Рощин отключил диктофон, задумался.
— Дела… А что, придется играть на опережение… — сказал он. — Только как? Ладно, будем думать, ночь впереди.
— Все-таки Миша, ты бы не отмахивался, раз следаки взяли твой след, — посоветовал Гена после паузы. — Они засекли тебя пару раз в теленовостях, что ли… Я там не все расслышал.
— Я тоже не все понял, — кивнул капитан. — Зато понятно одно: пора обрубать концы.
…Вечером того же дня Михаил Рощин заехал к бывшему криминальному авторитету из Дегунина Севрюге, ходившему у него в должниках. Когда-то, работая следователем, он вывел Севрюгу под амнистию, когда районная прокуратура расследовала дело об убийстве и ограблении нескольких азербайджанцев, торговавших на местном мелкооптовом рынке.
Сначала в обитой дерматином металлической двери потемнел глазок, потом защелкали замки. На пороге стоял Севрюга — гладкий, потолстевший и полысевший.
— Должок свой еще не забыл? — спросил Рощин вместо приветствия, оглядывая квартиру, обставленную новой мебелью. Он задержал взгляд на молоденькой девушке, выглянувшей из соседней комнаты. Та засмущалась, прикрыла дверь.
— Миш, ты меня, в натуре, за кого принимаешь? — обиделся хозяин, беспокойно оглянувшись.
— Это кто ж такая? — Рощин кивнул в сторону прикрывшейся двери. — Что-то не припомню… У тебя ж раньше постарше марухи были. Все больше с площади трех вокзалов. А эта? На фотомодельный бизнес перешел?
— Да какой там! У меня в палатке работает, с Украины только недавно…
— Забурел, а? — покрутил головой Рощин. — Торговлей занялся, надо же… Никак, в завязке? Под амнистию с чистой совестью?
— Да вот, пора, думаю, решил легализоваться. С твоей, Миша, помощью… — неохотно сообщил Севрюга.
— Так, может, познакомишь? — Рощин кивнул на дверь. — Пусть посидит с нами. Принесет чего выпить, потом поговорим. Серьезный разговор к тебе будет…
— Настя, — позвал Севрюга. — Выйди, чего спряталась… Вот, знакомься, это Миша, мой лучший друг…
Настя, выйдя из комнаты, несмело, опустив глаза и покраснев, протянула ладошку. Рощин взял ее не сразу, потом долго не отпускал, глядя на девушку.
— Ну-ка собери нам на кухне… — сказал Севрюга после томительной паузы.
— Как всегда, поближе к холодильнику держится… — сказал Насте капитан Рощин и шутливо толкнул хозяина в круглый, как арбуз, животик.
Они зашли на кухню, закурили в форточку…
— Торговлишка к тебе не от тех азеров перешла? — сощурился Рощин. — По наследству…
Севрюга, которого на самом деле звали Сева, Севастьян Корягин, беспокойно оглянулся на дверь.
— Может, они завещание на тебя написали? — не унимался Рощин. — Лежа в морге? Или на мусульманском кладбище?
— Миша, кончай, — негромко попросил Севрюга, когда они присели возле столика. — Ближе к телу… Ты же знаешь меня. Про должок я не забыл, но вот чем отдавать, ты еще не сказал.
— Ну не свободой же… — протянул Рощин. — Свободу никому нельзя отдавать. Даже мне.
Он замолчал, поскольку в кухню вошла Настя и, опустив глаза, стала накрывать на стол. Богатая расписная скатерть, столовое серебро, фарфоровая посуда, отметил про себя Рощин.
— …Разве что натурой, — глубокомысленно произнес капитан, открыто разглядывая девушку.
Они ужинали втроем, Рощин говорил тосты, рассказывал анекдоты и истории, с каждым разом, с каждой рюмкой все фривольнее, и Настя смеялась и краснела, отводила взгляд… Севрюга сначала тоже посмеивался, потом курил в форточку, мрачнел, и Настя в эти минуты исподлобья смотрела на гостя, уже не отводя взгляда. Со временем из нее может получиться классная телка, подумал Михаил, положив под столом руку между ее гладких, твердых колен… И почувствовал, как сначала они чуть раздвинулись, а потом снова свелись вместе, когда Севрюга обернулся.
Теперь Настя уже не краснела. А так и сидела с румяным лицом и проясневшими глазами от выпитой водки и возбуждения от нескрываемого внимания гостя.
Наконец Рощин с Севрюгой перешли в большую комнату, сели в кресла, какое-то время смотрели телевизор, пока Настя убирала со стола и мыла посуду.
— Не знаю, Миша, с чем ты пришел… — глухо сказал Севрюга, не глядя на гостя. — За долгом или еще за чем. Но теперь ты, вижу, передумал, да? На мою бабу глаз положил? Типа, в качестве долга ее хочешь трахнуть… — Он кивнул в сторону кухни, откуда доносился шум воды. — Может, как-то по-другому решим? Оставь ее при мне. У тебя таких всегда полно было… А я отработаю или выплачу, как скажешь…