Игра с джокером
Шрифт:
– Она - наша самая срочная проблема! И двух-трех ребят поплоше отправь к Бурашину. Якобы для охраны. Его надо немедленно списать, он уже слишком задергался!..
– Понял, - коротко ответил хрипловатый голос.
– Не волнуйтесь, к ночи мы все уладим. И не такие передряги утрясали.
– Действуй!
– бросил ему собеседник и повесил трубку.
Генерал и полковник опять переглянулись. Теперь им стал понятен смысл устранения испанца - если это устранение было делом Повара. Исполнительница намеренно "засветилась", чтобы посеять панику. И это ей
– Немедленно бригаду к Бурашину!
– распорядился генерал.
– Ждать около его квартиры, перехватить убийц, его тоже арестовать, всех сюда. Но здесь их не регистрировать! Пусть по бумагам они числятся содержащимися совсем в другом месте!
Офицер, к которому он обращался, коротко ответил "есть!" и поспешил исполнять приказание.
– А мне, насколько я понимаю, надо брать моих ребяток и двигаться в Имжи, - проворчал полковник, потянувшись, чтобы размять свои широченные плечи.
– Ты ведь понимаешь, что вмешиваться нельзя?
– с подозрением спросил генерал.
– Разумеется! Исполнительница не для того взялась обескровить "организацию", выманив боевиков в Имжи, чтобы мы подставляли под их пули своих лучших людей. Пусть боевики и "профсоюз" истребляют друг друга как можно больше. Но ведь надо взять кого-то живьем, когда дым развеется. Мы будем наблюдать, заодно и местную милицию предупредим, чтобы не вмешивалась, и в нужный момент изобразим изящный "цап-царап". И покончим с остатками ударной силы "организации".
Генерал внимательно на него поглядел.
– Нет, ради исполнительницы ты раньше времени не сунешься, пробормотал он.
– А вот ради заложников...
– Даже ради них не сунусь!
– мрачно заверил полковник.
– Ну, смотри... Нам все как на блюдечке выложили - будет жалко уронить с блюдечка такой подарок...
– Что касается меня - не уроним. Главное - что никто, кроме меня с моими ребятами, не разберется с остатками боевиков так, чтобы всех взяли тепленькими и ни один не ушел.
– Это точно, твоя специфика, тут тебе и карты в руки... Что ж, поезжай!
Через десять минут микроавтобус с бригадой полковника мчался по улицам Самары, к дороге на Имжи. Полковник сидел, глядя на мелькающие за окном фонари, сжав кулаки до боли. Только исполнительница такого класса, как Богомол, могла рискнуть вызвать на себя шквальный огонь такой организации, чтобы очистить путь следствию - в уверенности, что это ей по плечу, что никакие закаленные боевики не помешают ей выбраться живой из этой передряги и вытащить живыми заложников - мальчишку прежде всего. И все-таки...
"Держись, дед! И её поддержи!
– внутренне молился полковник.
– На тебя вся надежда! Только выстой до моего приезда, а я уж не подкачаю! Ты соображаешь больше десяти супер-киллерш вместе взятых! Прости, что я сделал ставку на тебя, на старого петуха - даже я не думал, что это может
ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ
Андрей Хованцев открыл глаза - и поразился чистой белой постели, в которой лежал, и полосе солнечного света, падавшего на неё наискось из большого окна.
Сознание возвращалось медленно и трудно. Мелькали какие-то несвязные обрывки, и лишь потом достаточно ясно возникла из них охваченная огнем балка потолочного перекрытия. Проседающая с тяжелым скрипом, словно нехотя, а потом летящая ему на голову.
А что же было перед этим?
Они находились в подвале... Да, в подвале. Грибов, Ленька и он сам, Андрей. Андрей как мог подбадривал других заложников, а когда все засыпали, снова и снова думал и анализировал всю ситуацию. Он ухватил тогда несколько очень важных вещей, и кое-что восстанавливалось теперь в памяти, но, казалось, самое главное он забыл. Он ещё вспомнит, ничего...
Он вспомнил, как в очередной раз поглядел на часы. Было около четырех часов дня, тридцатого января. Меньше двух суток с того момента, когда позвонили похитители Леньки, но Андрей уже начал терять счет времени и, если б не часы, легко мог бы вообразить, будто они сидят почти неделю. Правда, кормили их по часам, три раза в день, но кормежки уже начинали путаться...
Утром Андрея отозвали в сторонку от других заложников, и в дверях подвала с ним провел беседу здоровенный "братан", к которому сопровождающие относились с большим уважением. Один из "братанов" помельче назвал его "Катером", и тут же осекся под угрюмым взглядом этого Катера - заложники должны были знать как можно меньше, даже клички нельзя было употреблять.
– Ты слыхал про такого Шипова?
– спросил Катер.
– Слыхал, - ответил Андрей.
– Слыхал, что он погиб?
– Да.
– И адвокат, к которому он ехал, был после этого убит...
Андрей только молча поглядел на Катера.
– Говорят, адвоката пришила какая-то баба, - сообщил Катер.
– Но нас это не очень волнует. Нам отступать некуда. И в этом - ваше счастье. Потому что если б нас не обложили со всех сторон, мы бы шлепнули вас, и вся недолга. А сейчас можно поторговаться, чтобы менты защитили нас от наезда в обмен на вашу жизнь. Но мы можем и передумать.
– При каких условиях?
– спросил Андрей.
– Если ты не напишешь записку жене или своему компаньону, чтобы нам выдали сто тысяч, за тебя и за мальчишку. Плюс те двадцать, что мы уже получили. Все вместе будет нормально.
– Я напишу компаньону, - сказал Андрей.
– Жена точно не соберет таких денег.
Ему тут же вручили шариковую ручку и листок бумаги.
– А вы много обо мне знаете...
– заметил он, составляя записку.
Катер хмыкнул.
– Мы здесь тоже не лыком шиты. Не думай, будто только в Москве умники сидят.