Игра с джокером
Шрифт:
Он вытаскивает пистолет, на неё наводит.
– Давай сюда, а то хуже будет! Бросай мне в руки!
Она ему сумку в руки швырнула, и, пока он её ловил в воздухе, выхватывает пистолет, и я тоже. Мы по два раза выстрелили, четверо "шестерок" лежат. Ни в одном выстреле не сбились. Бугаю бы хоть в кого из нас пальнуть, но он замешкал, от растерянности, и Людмила как в воздух взлетела, будто пружиной подброшенная, так у него пистолет из рук выбила, и он ещё за запястье схватился, перекосясь от боли - видно, здорово она ему врезала, таким ударом можно и запястье сломать.
Букин,
– На помощь! Скорее, все сюда!
Людмила пистолет к виску бугая приставила и говорит:
– Пойдешь перед нами, и велишь своим, чтобы в нас стрелять не смели и заложников выдали. Лишнее движение - череп разнесу! А ты, дед, с этим разберись, - кивает на Букина.
– А чего с ним разбираться?
– говорю.
– Запереть его где-нибудь пока что, чтоб под ногами не путался, а там видно будет.
– Зачем запирать? Шлепни ты его!
– Нет, - говорю, - у меня к нему свой счет. Он мне должен сказать, кто в квартире Васильича погром устроил. Ведь он всю кашу заварил, гад!
– Как ты догадался?..
– вырывается у Букина.
– А сам подумай. Ну, кто это был?
Букин - он теперь как лопнувший пузырь, весь обмяк и сморщился, ни крупицы гонора в нем не осталось.
– Насколько я знаю, Клугин, Ипатов, Воротилов и Левчук...
– сообщает услужливо.
– Отпусти ты меня, я, честное слово, не хотел...
– Ну, хотел ты или не хотел, потом разберемся. Ступай вон туда! открываю дверцу, в которой ключ торчит, там маленькая темная комната, вроде кладовки. Он как угорь в эту комнату сиганул - понятно, ему лучше в темноте и взаперти сидеть, чем под дулом пистолета. Я дверь запер, ключ в карман положил, а нам из коридора уже кричат:
– Эй, вы, сдавайтесь, и Катера отпустите, иначе заложников убивать начнем!
– Это тебя, что ль, Катером кличут?
– спрашивает у Бугая моя "племянница", дулом пистолета его голову толкнув.
– Меня...
– неохотно бормочет тот.
– Так объясни ты им, Катер, что мы тебя на заложников обменять хотим. Иначе поедешь ты к матери на отцовом катере!..
– Они меня могут и не послушать...
– пытается объяснять Катер.
– Ну, это твои проблемы, - и, держа его перед собой, высовывается в коридор.
– Братва, не стреляйте!
– орет Катер.
– Или стреляйте, - спокойненько говорит моя "племянница".
– Как раз в него угодите. А я вас все равно положу. Вы сами не понимаете, в какое дело ввязались, а мне вам объяснять недосуг. Так что ведите сюда заложников.
Тут я слышу звон стекла, и оглядываюсь. Это один из бандитов поднялся к окну комнаты - по лесенке или бочки подставил, уж не знаю, мы хоть и на первом этаже, по счету, но этаж очень высокий, почти как в новых домах второй - и рукоятью пистолета стекло разбил, чтобы ему было стрелять удобней. Залезть-то вовнутрь он не может, на всех окнах металлические решетки.
Только не успел он выстрелить. Я его на вскидку убрал, он и исчез с грохотом. Но на окно теперь продолжаю
– Молодец, дед!
– говорит моя "племянница". И этим кричит.
– А ну, без шуток! Если отпустите заложников, то, может, в живых останетесь!
– после чего стреляет и точненько укладывает одного из теснящихся в коридоре. А те не стреляют, боятся в своего Катера попасть.
И со всех ног за угол коридора спешат спрятаться, давя друг друга.
Честное слово, меня чуть смех не разобрал при виде того, как они смылись, словно тараканы, хоть положение у нас и не ахти.
А Людмила говорит этому Козырю... То есть, тьфу, Катеру!
– А знаешь, я тебя, пожалуй, отпущу. И знаешь, почему?
– Нет, - отвечает тот, еле губами шевеля.
– Потому что ваш особняк стоит на прослушивании. И те, с кем вы в контрах оказались, будут здесь очень быстро. Вы и заложников не успеете с собой забрать, а если успеете, то далеко с ними не уйдете. Считаю до пяти и кто не спрятался, я не виновата!
– Отпускает его, подталкивает для убедительности дулом пистолета, и начинает медленно считать.
– Раз... два... три...
Пока она до трех досчитала, этого Катера уже как ветром сдуло. Исчезает за углом коридора и кричит:
– Братва, линяй отсюда быстрее, и плевать на все!
И топот многих ног слышится.
А она честно до конца договаривает:
– Четыре... пять... Я иду искать!
– поворачивается ко мне и говорит с улыбкой.
– Все, дед, пойдем заложников вызволять.
– Зря ты так, - говорю.
– Из дома мы их выкурили, это да...
– Так что тебя смущает?
– А то, что мы сами оказались здесь как в ловушке. Я бы на их месте все выходы из особняка запер и поджег бы его. Тем более, если здесь стоят подслушивающие устройства, которых они так боятся. Я ведь верно тебя понял?
– Совершенно верно, дед, - говорит она.
– А насчет поджога - это они не рискнут. Тут у них столько ценностей понапрятано, и столько в этот дом вложено, что не станут они свои капиталы губить.
Я только вздохнул и головой покачал. Хотел я ей возразить, что видал я таких, как "профсоюзовцы" эти - они из тех отпетых, которые навсегда по психологии голью беспорточной остаются. С одной стороны, за копейку удавятся, а с другой - на миллион добра загубят, если им какая моча в голову ударит, потому как это добро ими не трудом и потом приобретено, а взято грабежом и нахрапом, вот им его и не жалко, потому что они себя в привязке к нему не чувствуют, и считают, что всегда ещё столько же награбят, если не побольше. Ну, когда богатство досталось не своей кровью, а чужой, то это и не богатство вроде, а так, хочу с кашей ем, хочу с маслом пахтаю, хочу сберегу, хочу сожгу. Вот так приблизительно. Их не остановит даже то, что в доме могут быть их доллары по тайникам пораспиханы, о человеческих жизнях я уж и не говорю - для них это такая мелочь, что упоминать не стоит.