Игра в классики на незнакомых планетах
Шрифт:
— Почему же сами вы писать не научились?
Она раздавила сигарету в пепельнице.
— Я научилась... писать плохо. Думаю, этому можно научить кого угодно. Именно этим доктор Х и занимался...
— И поэтому вы хотели его уничтожить?
— Вы думаете, это я его... стерла? Нет. Я полагаю, это сделал Сергей Хлебников. Чтоб их имена не связывали...
Она поправила на плечах шаль, с сожалением взглянула на портреты.
— Отчего вы ушли из клиники? — спросил Дантес.
— У доктора появились странные идеи, — проговорила Даль, кончиками пальцев поглаживая уголок
«Что ж мне так везет на фанатиков», — уныло подумал инспектор.
— А вы...
— А я работала редактором. Почти всю жизнь. Послушайте, мне жаль, но я действительно не знаю, где он может быть... Разве что... мы спросим у классиков...
Даль взяла со стола увесистый том Достоевского, пошевелила губами и, наугад раскрыв книгу, ткнула пальцем в страницу.
— ...промалчивал, если Андрей Семенович приписывал ему готовность способствовать будущему и скорому устройству новой «коммуны» где-нибудь в Мещанской улице, — зачла она.
— Глупо, здесь же не Петербург! И нет никаких Мещанских улиц...
Она покачала головой:
— Постойте. Та улица сейчас Гражданская... Что же это... Нет, не улица! Поселок Гражданский, это к югу... Доктор говорил мне когда-то, что у его брата там дача!
Дождь становился все холоднее, ноги оскальзывались на мокрых листьях. Дантес поднял воротник и быстро шагал по двору, думая, звать ли подкрепление или ехать за доктором самому. Какая неудача, что Шульца упекли.
В арке его встретили люди. Дантес успел выхватить табельный «Ластик» и только потом сообразил, что это редактура.
— Где он? — спросил, раздувая ноздри, старший редактор. — Вашу фонетику, Дантес, мы пытались его взять уже несколько месяцев!
— Поехали, — бросил Валентин.
В машине было полно серьезных людей со «Штрихами» в кобурах. Дантес подумал в очередной раз, что не годится он для этой работы и правильно не идет в редактуру.
— Нестеров — ваш кадр? — спросил он.
— Не совсем, — нехотя ответил редактор. — Мы его... попросили нам помочь. Профиль как раз подходил. Мы не сразу сообразили, что с этой клиникой не так. А когда сообразили, они уже успели внедрить своих «пациентов» повсюду...
— Он ведь теперь ничего не вспомнит, — проговорил Дантес.
В машине молчали. Дачный поселок приближался, темный с редкими всплесками огней.
— Выпустите Шульца, — попросил корректор.
Из тюрьмы тот вышел на следующий день к обеду. Постоял на ступеньках, втягивая драгоценный свежий воздух. Медленно спустился к ожидающему его другу.
— Ну и рожа у тебя, Шульц, — назидательно сказал Дантес и повел его к ближайшей пивной.
— Эй! Это мне разрешено цитировать, я-то уже не корректор...
— Брось. От нас не уходят.
Они
— Так что вчера было? — спросил напарник.
— Погоня со стрельбой, — мрачно сказал Дантес. — Доктора Х взяли и в бумагах его, похоже, нашли кое-что интересное.
— План захвата мира с помощью дрянных писак, — покачал головой Шульц. — Куда мы катимся, друг?
— Хлебникова теперь затаскают в КОР. Надеюсь, газеты об этом узнают, и поправка не пройдет...
— Норма языковая им помешала, — плюнул Шульц. — Как будто они ее когда-нибудь соблюдали, эту норму... Слушай, Валя, а Нестеров точно был их?
Кажется, они подумали об одном и том же. Нестеров теперь уже ничего не вспомнит, а редактуре достанется новый нейролингвистический метод...
Так что она вполне может заняться повышением грамотности среди населения.
— Еще два кофе, пожалуйста, — попросил Дантес у подошедшей девушки.
— Вам черное или с молоком?
— И все-таки, — пробормотал Шульц, когда она отошла, — стопроцентная грамотность — это было бы так хорошо...
Это уже второе расследование Дантеса и Шульца после «Дела об ураденной буве», и я рада, что они ко мне вернулись. Да и мудрено ли не вернуться – когда вокруг такие дела: кофе пишут в среднем роде, а на магазинах крепят вывески вроде «Цвет диванов» или «Creme de la creme» (это я своими глазами видела в Екатеринбурге). А уж на каком языке говорят в Интернете! Дел корректорам хватит до конца жизни, и, думаю, этот рассказ про них далеко не последний.
Пахло дождем — сладко, по-летнему, по-детски. Пол задержался у трапа, наслаждаясь командировочной легкостью. Ему надо было уехать. Он обрадовался бы, пошли его в город Овечья задница, штат Монтана. А теперь вот вытягивает сумку с транспортера по другую сторону рассвета. Наверное, это скорее отпуск по болезни или ссылка, нежели командировка. Но все же правильно шеф решил послать его «к самураям».
— Господин Тиббетс? — Каору Тоши, замдиректора филиала, подошел к нему, поклонился.
Пол поздоровался по-японски, смущенно — мол, я понимаю, что выгляжу туристом-идиотом, но оцените хотя бы попытку. В нью-йоркском офисе «Райан-Ихито» он один учил язык. Улыбка Тоши была широкой и искренней, но Пол подозревал, что для улыбки в этой стране существует строгий регламент, как для длины кимоно и ширины банта.
Отель оказался старинным, с застоявшейся тишиной в комнатах. Домик — спичечный коробок c перегородками-седзи, весь устеленный соломенными циновками. Хозяева — старичок и старушка из рисовой бумаги, непрестанно кланяющиеся, как болванчики с рынка в Чайна-тауне. «Прошлый век какой-то», — подумал Пол. На футон кто-то посадил сложенного из бумаги журавлика. Пол хотел было попросить номер с нормальной кроватью, но передумал.