Игра в смерть
Шрифт:
И я подумал о Лаке, который грел дитя своим теплом, укрывая под медвежьей шкурой.
— В каждом есть частичка добра, Кит, — заметил дед. — Вопрос лишь в том, можно ли отыскать ее, чтобы вынести к свету.
Одиннадцать
Элли была воплощением злых сил. Глаза как ледышки. Ее заманили в западню, обманули и околдовали. Все, что было в ней доброго, напрочь замерзло.
Она
— За хорошим мальчиком Китом явилось само зло… — шипела Элли. — Мороз тянется сковать льдом его сердечко. Холодные ветра летят обратить в лед его душу. Коснись моей руки, ошути мороз. Коснись моих щек, ошути снег. Загляни мне в глаза, и увидишь там лед…
Она подбиралась все ближе, растягивая губы в нехорошей улыбочке.
Но потом рассмеялась. И пустилась в пляс по снегу, взметая вокруг себя белый вихрь снежинок.
— Боже, Кит! — выкрикнула она. — Так здорово! Я в восторге! В полном восторге!
Смеясь, мы шли дальше.
Весь день Элли репетировала свою роль. Буш-Объелась-Груш решила поставить с учениками свою версию «Снежной королевы». В тот день учительница, улыбаясь, обвела класс пристальным взглядом.
— Значит, так… — сказала она. — Интересно, смогу ли я найти то, что ищу? Мне нужен кто-то, способный изобразить совершенное зло. Кто-то, способный одним взглядом заморозить сердце любого. Кто-то добрый, кто сможет обернуться в зло за одно крошечное мгновение.
Улыбаясь, мисс Буш вглядывалась в лица.
— Кто же это будет? — прошептала она.
Все рассмеялись:
— Элли Кинан!
Улыбка мисс Буш стала еще шире.
— Элли Кинан! Ну, конечно! Кто же еще?
Элли все смеялась:
— Так здорово, что Буш выбрала меня! И эта роль, она просто… Боже, Кит!
Элли кружилась в танце, вертелась волчком.
— А еще, знаешь что? Угадай: кто выглянул в коридор и улыбнулся, а потом даже подмигнул мне? Наш Доббс! Ледниковый, тектонический Доббс!
Радостный смех.
— Я буду звездой! — кричала она. — Буду! Буду! Буду звездой!
Поскользнулась и шлепнулась на спину, хохоча громче прежнего.
— Чудесно, — кивнул я. — Ты будешь неподражаема.
— Благодарю, мистер Уотсон! Возможно, вы согласитесь стать моим агентом?
Я помог ей подняться, и мы двинулись дальше.
— Как дедушка? — спросила Элли.
— Пока все хорошо, но рано или поздно это случится опять. Ничего не поделаешь.
Она задумчиво покивала, вздыхая.
— Передавай ему привет… — И тут же фыркнула: — Пф-ф! Ты гляди. Только погляди на него.
Привалившись спиной к забору, впереди стоял отец Эскью. Он повернул голову и уставился на нас покрасневшими, воспаленными глазами. Рот приоткрылся в хмельной ухмылке.
— Смотри-ка, кто топает! — невнятно бормотнул он. — Кто сюда топает… Ха!
Мы перешли на другую сторону улицы, лишь бы не приближаться к нему.
Отец Эскью широко повел рукой, изображая поклон со снятием шляпы:
— Разойдись, дурачье! Дорогу им, дорогу!
Оторвался от забора, пошатнулся, но вовремя нащупал опору.
— На что это вы уставились, а? — крикнул он. — А? А? На что уставились?
— Дикарь, — шепнула Элли. — Вылитая свинья.
— Пошли, — торопил я ее. — Давай скорее.
Эскью-старший метнулся через заледеневшую мостовую, чтобы застыть, покачиваясь, у нас на пути.
— Где он? — заплетающимся языком выговорил он. — Где мой тупой сын?
Мы остановились поодаль.
— А? Куда он делся, я спрашиваю?
— Господи, Кит! — прошептала моя спутница. — Идем.
Двинувшись дальше, мы скоро оказались в нескольких шагах от него. И опять остановились.
— Прочь с дороги, — бросила Элли.
— Ах ты ж!.. Мадам велит убраться с дороги…
Я нащупал в кармане аммонита, сжал его в кулаке.
— Вот именно, — кивнула Элли. — Дай пройти, хамло.
У отца Эскью даже челюсть отвисла. Он ощерился, утер рукавом губы:
— Я спросил, где он?
— Свалил подальше от отца, если у него есть хоть капля мозгов, — ответила ему Элли. — И повторяю: дай нам пройти!
Эскью-старший набрал в грудь побольше воздуху. Когда он двинулся на нас, мы шагнули назад. Он поскользнулся, чуть не упал. И свирепо на нас уставился:
— Да я… Я сейчас…
Мы опять перешли улицу и прибавили шагу.
— Да я сейчас… — не унимался Эскью-старший, провожая нас взглядом. — Сейчас я такое… На что уставились?
Пришлось оглянуться: он стоял там, шатаясь, и грозил нам кулаком.
— Погляди на него… — потрясенно сказала Элли. — Боже, Кит… Ты только погляди на него.
Я качал головой, не зная, что и сказать.
— Ты такая смелая… — выдавил я наконец.
Элли содрогнулась, пожала плечами:
— Это всего лишь игра, Кит. Помнишь? Я теперь актриса.
Двенадцать
Разбудили его громкий звериный рык и истошные крики матери. Едва проснувшись, Лак стиснул в пальцах рукоять каменного топора. Вход в пещеру перегородила фигура громадного медведя, чьи глаза отражали тлеющие угли костра. У стены пещеры сжались в страхе братья и сестры Лака. Мать стояла перед ними и, раскинув в стороны руки, закрывала детей от зверя. Отец припал к земле с зажатым в руке камнем, а медведь опять взревел и подался вперед, в глубь пещеры. На больших, угрожающе поднятых лапах сверкали когти. Смрад звериного дыхания заполнил всю пещеру без остатка. Прыгнув из тени, отец Лака обрушил свой камень на голову медведю, но тот отбросил его в сторону взмахом мощной лапы. Отец упал на землю и больше не вставал. Настал черед Лака: бросившись вперед, мальчик взмахнул топором, метя зверю между глаз. Дернувшись, медведь занес над ним лапу, но Лак успел встретить ее новым взмахом топора. Нанести третий удар он не успел, — медведь отбросил его назад, к стене. Дети хныкали и пищали. Обогнув медведя, Лак атаковал его со спины: выпрямившись во весь рост, мальчик нанес зверю еще один удар каменным топором. Отец шевельнулся на полу, угрожающе крикнул на медведя, запустил в него камнем. Лак тем временем бил топором — снова и снова, куда придется: по лапе, по шее, опять по голове. С исполненным боли ревом животное сбило с ног женщину и, подцепив когтями сверток из мягкой оленьей кожи, куда была запелената самая младшая из сестер Лака, бежало с ним в ночь.