Игра в смерть
Шрифт:
— Кит! — прокричал кто-то. — Дуй сюда, Кит, побегаем! А-а-а-а-а-а-а! Ха-ха-ха…
Помахав им, я двинулся дальше. Под ногами хрустела и шуршала насквозь промерзшая сухая трава. Огни в окнах домов на противоположном берегу играли на глади неспешно текущей реки. Небо быстро темнело, и звезды на нем светились все ярче. Луны нет. Как только солнце полностью опустилось за горизонт, на небе засверкали первые звезды, но луны не было видно. Опустив глаза, я был готов поклясться, что вижу, как вдоль берега потихоньку растет полоска льда. «Пришла настоящая стужа, — подумал я. — Лютый мороз».
Зажмурившись, я вообразил деда мальчишкой, который идет по льду, скользя и размахивая руками. Невольно расплылся в улыбке — и вдруг отчетливо услыхал совсем рядом чей-то разноголосый шепот, тоненькие смешки. Распахнул глаза, но никого не увидел.
— Кто здесь? — дрогнувшим голосом спросил я. Прищурился, вгляделся в темноту. Вокруг по-прежнему никого, но шепот не утихал. — Кто здесь?..
В стороне послышался глухой рык. И чье-то недовольное бормотание:
— Сидеть! Оставь его в покое!
— Эскью? — шепнул я.
Он вынырнул из темноты, у ног — дикий пес Джакс, шкура чернее самой ночи. Приблизившись, Эскью встал немного поодаль. Мое дыхание зачастило, сердце гулко забухало в груди. Сунув руку в карман, я зажал в ладони аммонита.
— Я получил твой рисунок, — сказал я.
Ответом было неясное бормотание.
— Он великолепен.
Эскью придерживал пса за ошейник, а тот скалил на меня зубы, грозно белевшие в вечернем сумраке.
— Знаю, — кивнул он.
— Я повесил его на стену, Эскью.
— Ты… — с горечью обронил он. — Опять чертов ты…
— Я?
— Ты! Мистер Совершенство, мистер Тихоня…
— Чего?
— «Чего? Чего?» Ты все испортил, мистер Учительский Любимчик.
— Чего?
— Это из-за тебя она прибежала.
Эскью шагнул ближе, ухватил меня за лацкан куртки:
— Что в тебе такого, что все рвутся тебя защитить?
В полутьме мы всмотрелись в лица друг другу.
— Не возьму в толк, о чем ты, — сказал я.
В горле у Эскью низко заворчало, и этому рыку вторил пес у его ног.
— Джакс может на части тебя разорвать…
— Эскью! — вспылил я.
— Ты… — повторил он. — Ты и твоя безмозглая подружка…
Я попытался высвободиться.
— Убери руки, — сказал я. — Порой ты просто…
Но Эскью ухватил меня крепче прежнего; я уже едва мог дышать. Притянув вплотную, он буквально жег меня взглядом, и в его глазах отражались далекие огоньки.
— Чего тебе надо? — прошептал я.
— От тебя? Ничего. Ничегошеньки.
Но он не спешил разжать пальцы, не отводил глаз.
— Кит Уотсон… — прошептал Эскью. — Кит Уотсон, тринадцати лет от роду. Каково это?
— Чего?
— «Чего? Чего?» Быть ходячим мертвецом. Как тебе это?
— Никак, — ответил я. — Пустые выдумки.
— Да ну?
Эскью опять зарычал, совсем по-собачьи. Хотел прижать меня побольнее, запугать черными провалами глаз. Но я чувствовал, что отчаянная хватка — еще и способ удержаться рядом со мной, а в непроглядной черноте глаз мне виделась глубинная тоска. Это самому Эскью требовалась защита, это он нуждался в любви.
— А ведь ты смог бы многого достичь, — сказал я.
В ответ он только фыркнул.
— Правда же, смог бы, — продолжал я. — Ты великолепно рисуешь. Зачем губить свой талант? Это же глупо.
Пес опять зарычал, пытаясь вырваться из ошейника в твердой руке Эскью. Молча мы смотрели в глаза друг другу.
— Следи за тем, что говоришь, — посоветовал мне Эскью. — Фильтруй базар, Кит.
Вокруг нас опять кто-то неразборчиво зашептался, резко втянул воздух. Самым уголком глаза я различил неясные фигурки припавших к земле детей — они сидели на корточках, наблюдая за нами. Отведя глаза от лица Эскью, я сощурился в темноту за его плечом.
Эскью хрипло, гортанно рассмеялся.
— О да… — проговорил он. — Одни могут видеть, а другие — нет. Ты куда больше на меня похож, чем воображаешь, Кит Уотсон.
— Знаю, — согласился я, вновь скрещивая с ним взгляды. — Мы куда ближе, чем кто-либо может себе представить… И знаю, что мы могли бы дружить.
Едва заслышав это слово, Эскью оттолкнул меня, убрал руку с моего горла.
— «Дружить»! — прошипел он. — «Дружить», черт возьми!..
Сплюнув напоследок, Эскью направился прочь вместе с собакой.
— Да, — прошептал я им вслед. — Джон Эскью, тринадцати лет от роду, товарищ Кристофера Уотсона, тринадцати лет от роду…
И еще постоял немного, оглядываясь по сторонам, щуря глаза и вслушиваясь. Потом поспешил домой — в окружении худеньких, невысоких силуэтов. Они были повсюду.
Пять
— Боже, Кит! Это же такая муть…
— Ладно тебе… — сказал я. — Давай попробуем, вместе веселей!
Элли со вздохом обмякла на своем стуле.
Сидя у меня на кухне, мы трудились над общим проектом. Идея состояла в том, чтобы наглядно показать: Пангею составляли все сегодняшние континенты. Уставясь в географические карты, я разглядывал линии берегов Африки и Америки, убеждаясь в том, насколько плотно они были пригнаны друг к другу, насколько уютно Индия чувствовала себя под боком у Африки. Я читал, что движение стран и континентов, расходящихся все дальше, продолжается и поныне.
— Так и есть, — обронил я. — Это совсем просто.