Игрейн. Леди с надеждой

Самсонова Наталья

– Дор Ан, если не ошибаюсь? У вашего деда был вклад в нашем банке,- управляющий улыбается, но глаза остаются холодными.- Позвольте предложить вам чай.

Со стен широкого, отделанного серым мрамором коридора на нас смотрели портреты давно умерших людей. «Единый» банк, принимаю у клиентов в залог вещи, оставлял за собой право использовать их. Так, половина висевших картин еще могла вернуться к своим владельцам.

– Леди Адалберт, сюда пожалуйста, господин Ан, мы с вами подождем здесь. Как вам известно, правила нашего банка запрещают присутствие

посторонних при встрече клиента и его поверенного.

Выражение лица Лозняка не изменилось. Спокойствие и равнодушие, некоторая заинтересованность в окружающем мире, и все.

Двустворчатые двери закрылись с тихим щелчком. Человек с которым работал мой отец поднялся из-за стола и обозначил поцелуй над моей рукой.

– Не будем ходить вокруг да около, финансовое положение вашей семьи серьезно подорвано. Прошу прощения, что начинаю наше знакомство вот так, но в первую очередь я работник банка и уж потом галантный кавалер.

– Тем не менее, вы могли бы представиться,- вежливо улыбаюсь.

– Иртьен Ондор. Дор Ондор, лучше просто Иртьен.

– О, я помнила что-то забавное, связанное с вашим именем дор Ондор.

Если произнести быстро и без паузы, получиться дорондор, в упрощенном переводе с языка дивного народа это «место хранения и последующего уничтожения некачественной, разлагающейся пищи».

Уязвленный мужчина натянуто улыбнулся и начал объяснять, какие ошибки сотворил лорд Адалберт и почему сейчас наше состояние почти растрачено. Он использовал сложные фразы и громоздкие слова. Поднялся из кресла, демонстрируя чрезмерную худобу и длину рук, начал активно жестикулировать. Наконец он выдохся, протер вспотевший лоб платочком и присел за свой стол. Я мало понимаю в этих вопросах, но отец постарался предусмотреть все.

– Полагаю, процедуру смена поверенного мы сможем произвести сейчас?- я не обвиняла дора Иртьена во лжи.

– К чему, миледи?

– Я так хочу,- аккуратно поправляю прическу.

– Я могу исправить весь вред, нанесенный неразумными действиями вашего отца. Вложить остатки золота в развитие серебряных приисков. Так же можно...

– Нет, я просто хочу сменить поверенного.

– Полагаю,- выражение лица дора Иртьена стало неприятным,- у вас есть некие инструкции. От отца. Не всем указаниям можно верить.

– Не думаю, что мне что-то грозит с Ковеном за спиной.

– Он не всегда там будет.

– А я не всегда буду здесь,- ласково улыбаюсь, и добиваю,- я знаю, что для меня оплачен разговор с Дин-Гуардиром. Извольте отправить запрос, когда правителю Вортигерну будет удобно поговорить с внучкой. Казалось бы, все прекрасно помнят и знают, кто я и из какой семьи вышла. Но всякий раз мне приходится людей тыкать носом в то, что моя кровь на порядок древнее почти всех обитателей Дин-Эйрина, жалкой провинции предателей.

Расторопная служанка в сером форменном платье принесла поднос с чаем и булочками. Дор Иртьен мрачно сверлил меня взглядом, после чего активировал защиту от подслушивания.

– Чего вы хотите?

– Достойного

супруга, послушных детей, и чтобы мои внуки не знали войны,- не раздумывая, отвечаю я.- Или вы не в общем смысле? Я хочу знать, куда ушли средства со счета семьи Адалберт. Самый полный отчет, это отчет о передаче счета от одного хранителя к другому. Только так я смогу проследить, кто поживился на гибели моих родителей. К вам у меня претензий нет,- не дрогнув, лгу я. Отец знал, что дор Ондор предаст при первой же возможности, знал и оставил четкие, недвусмысленные указания.

– У вас не точные сведения,- театрально сводит брови пока еще мой поверенный.- Если у вас есть подозрения, я все тщательно проверю и смогу вернуть все похищенное. Но отчет, увы, он не покажет имен.

– Какая жалость,- тяну время, словно обдумываю, и жалко смотрю на Иртьена,- но, если вы сможете вернуть золото, то пусть Боги покарают воров?

– Да, миледи, я смогу вернуть все.

Отец писал о том, что смена поверенного приведет к его казни, в случае выявления махинаций, но вот деньги, деньги мне никто не вернет. Кроме самого воришки. Бесшумно распахнувшая дверь явила ту же служанку, что приносила чай:

– Леди Адалберт может пройти в комнату переговоров.

Хорошо ли мне удается удерживать маску безразличия на лице? Нет. Матушка научила меня подменять эмоции другими, приглушать их. Хочется плакать? Улыбнись, едва-едва, не так как делают другие, скрывая слезы за вульгарным, нарочитым смехом. Поэтому Атолгар считал меня безголовой идиоткой - я всегда улыбалась, и вновь поступаю так же.

Комната переговоров не изменилась. Изменились лишь обстоятельства: раньше нас перед большим, серебряным зеркалом сидело трое, сейчас на резную скамью присела я одна. Закрываю глаза, пропуская мимо ушей все предупреждения - я и так знаю, что нельзя смотреть в зеркальные глубины пока не прозвучит сигнал.

Дед не изменился. Широкоплечий воин, словно вырубленный из цельного камня. Меж нахмуренных бровей пролегли глубокие морщины - я никогда не видела правителя Вортигерна расслабленным, смеющимся.

– Здравствуй,- у него свои представления о семье. Кровная подразумевает простоту в общении, вот только у меня пересыхает в горле, когда я обращаюсь к нему на «ты». Склонится, опустить голову, спрятать глаза и шептать «повелитель Вортигерн» было бы куда проще.

– Не хворай,- он смотрит тяжело и то, что между нами огромное расстояние совсем не помогает.
– Ты еще не вспомнила.

– Память вернулась,- осмеливаюсь возразить я.

– Не вся,- он усмехается.
– Я не сержусь. Ты искупила свою вину. Хорошо ли твое самочувствие?

– Все так, как рассчитал отец, дедушка.

– Это радует мое сердце,- правитель Дин-Гуардира сощурил льдисто серые глаза.- Где ты живешь? Дом твой пуст.

– Ковен дал мне убежище.

– Тебе понадобилось убежище?- может ли не знать повелитель Вортигерн о смерти дочери и зятя?

– Мать и отец казнены. На площади. Перед королевской крепостью.