Игрок
Шрифт:
— Проваливай, пока я тебя пинком не отправил за дверь, — сообщаю, подавляя нехорошие предчувствия.
Он знает, кто я. И явно не из дебилов, которые нападают на улице. Слушок прошел. Хотя, с чего бы ему не пройти? Навряд ли я такой страшный, что у троицы неудачников случился приступ коллективной амнезии во избежание.
— Попытайся, — фыркает парень и подходит еще ближе. — Но лучше не быть упрямым ослом и выслушать. В порядке разнообразия.
Молчу. Вроде, не дурак парень, может, что дельное имеет сообщить. Однако…
— Знаешь,
— Какие, на хрен, девочки? — мрачнею, примерно представляя, куда клонит товарищ.
— Эй, чего обижаешь? Какое же может быть развлечение без стриптиза? — очень реалистично оскорбляется парень. — Кстати, я Ян, — добавляет он совершенно дружелюбно, но руку не протягивает. Эге, видимо, все-таки опасается. — Да не артачься, я пришел с предложением, — миролюбиво продолжает парнишка, подходит к столу для бильярда; наклоняется, проверяя, видимо, на ровность, а потом цокает языком и распрямляется. И что же ты, приятель, там обнаружил, а? — Ладно, забей. Короче, есть у меня папа. Точнее, мама тоже есть, а еще тьма дерьмовых родственников, но дело только в отце. Хотя нет. В брате еще.
— Ты не торопись, у нас весь день на рассказ о твоем генеалогическом древе. Только дай за подушкой сбегать.
Ян ничуть не обижается, хмыкает, достает из кармана фляжку и делает приличный глоток.
— Мой папа — Алекс Елисеев.
А вот это интересно. Слышал о Елисеевых. Как только сунулся к денежным мешкам, так сразу и услышал. И вот на тебе — сынок заявился. Ну-ну. Стоит потерпеть рассказы об их семейке.
— И у него есть отличная идея: приобщить нас с братом к семейному делу. И плевал бы я с высокой колокольни, но братец-то послушный, правильный, все, что папа скажет — исполнит, а я… не люблю быть в отстающих. Ну так что с этим делать будем?
— Порешить братца — и дело с концом, — предлагаю я наиболее бредовый вариант, надеясь, что странный тип отлипнет.
— Экий ты кровожадный, — умиляется парень и делает еще глоток из фляжки. Кстати, на часах всего половина восьмого утра, рановато он надирается. — О нет. Нужно сделать вид, что прогнулся.
— Прогнулся? — переспрашиваю, окончательно запутавшись в странной логике богатенького мальчика.
— Прогнуться. Ну или откупиться. Тобой. Видишь ли, каждому из нас с Адрианом дана задача реализовать некий сомнительный проект. И поверь, Сантино, более дерьмого проекта, чем ты и твое казино, во всем Петербурге не сыскать. Явился из столицы, на одном лишь упрямстве вложился в это заведение, но, твою ж, неужели ты правда полагаешь, что без малейшей протекции и после всей херни, которую наворотил, тебе позволят открыться? Да еще пара дней — и тебя гарантированно взорвут. Но я… смогу тебя вытащить. И сделать так, чтобы ты не испоганил идею.
С одной стороны, я понимаю правомерность его слов, с другой… откидываться какому-то сосунку…
— Ты в дерьме, Сантино. Ты избил троих ребят; думаешь, они не вернутся с подкреплением? Да не будь же ослом. Бери ключи и за руль.
Протягивает мне брелок парень, и, только я беру их, сам не зная зачем, разворачивается
— И куда ты собираешься?
— Стол тебе нормальный купить. Бильярдный. Я, знаешь, ли, люблю шары погонять. Но на таком отстое ни хрена не выйдет.
— Да что ты, — огрызаюсь, но покорно иду следом.
На улице ветрено, но Елисеев даже не морщится. Топает себе по обледенелой парковке к машине… и тут-то меня вдруг накрывает дежавю. Потому что передо мной стоит летающая тарелка. Уверен, потому что у меня отличная память на цифры. Суммы прибыли я, конечно, помню намного лучше, чем номера машин, но, зуб даю, рендж-ровер принадлежит инопланетянке… Оглядываю тощего парня. И как же я раньше не заметил фамильного сходства? Они же чуть ли не под копирку.
— И что, я за руль? — на всякий случай уточняю. Да я считанное число раз даже сидел в подобных тачках…
— Не советую мешать мне бессовестно надираться, — пожимает плечами парень и делает новый глоток из фляжки.
Сажусь в машину и, чувствуя себя кем-то вроде варвара, начинаю перестраивать содержимое космического корабля под себя. Зеркало, руль, сидение… только разбить такое счастье еще не хватало… А Ян на меня при этом смотрит и вдруг как ляпнет:
— Мне капец. Но ладно, хрен был с этим, трогай и давай налево.
Но только мы отъезжаем от казино, как раздается звонок. Бортовая гарнитура перехватывает. Замечаю, что номер не из справочника.
— Твою мать, — бормочет Ян и снимает трубку. А затем быстро проговаривает: — Только не вопи!
Однако, просьбе не внимают:
— Ты спер мой ровер! — рычит из динамиков инопланетянка. — Какого хрена, Ян? Я больше тебя не пущу ночевать! Поедешь домой отсыпаться после своих пьянок. Или к друзьям! Когда ты вообще стянул запасной комплект ключей? Зачем? Я же только на прошлой неделе отдала тебе вайпер!
— Я его разбил, — буднично сообщает мой новый знакомый. На месте сестрицы я бы точно вылез прямо из телефонной трубки и задушил этого поганца, но, видно, практика не нова, и она даже не удивляется — просто продолжает:
— И это мои проблемы? Если я из-за тебя опоздаю на удаление опухоли-бабочки (опухоль, затрагивающая оба полушария мозга), я… я… лоботомии (операция по вырезанию лобной доли мозга, вследствие которой человек теряет способность к адекватным действиям. В середине XX века таким образом «лечили» душевнобольных. Ныне запрещена законом) на тебя нет, маленькое чудовище!
Не сдержавшись, хмыкаю.
— Так ты уже на нее опоздала. Восемь утра; все операции разобраны, неудачница.
— Я проспала! Я всю ночь готовилась и уснула над конспектами! — стонет.
— Говорю же, неудачница!
— Обломись! — внезапно кричит инопланетянка, сменив настрой на торжествующий. — Капранов никого, кроме меня, ассистировать не возьмет!
— Да конечно! Нужна ты ему! Будешь сидеть за окошком и кусать губы, пока в мозгу пациента копаются чужие пальчики. И никаких тебе крутых опухолей. — После этих слов Ян изображает дьявольский смех.