Игровая комната. Книга стихов

Михайлова Екатерина Львовна

КОЛЫБЕЛЬНАЯ

Спи. Полусонной девой луна на треть выйдет из-под покрывала в ночную тишь. Не выключай свет — я хочу смотреть, просто смотреть, как спишь. Время убийц и влюблённых, волков и сов, в лиственной тонкой резьбе проступают неведомые черты. Сети из тени и света легли на твоё лицо, близкое мне до дрожи, до немоты. Спи. Мы вели друг друга через такую тьму — девять кругов молчания; глядя в беззвёздную эту муть, я слишком помню всё, и вот почему я не могу уснуть, а всё пытаюсь настроить струны и перенять... Ты мне обещан — кто скажет, на сколько лет, месяцев, дней, часов? Обними меня. Не выключай свет. 02.10.2009

Тот,

который не поворачивает головы...

Тот, который не поворачивает головы, если слышит — а он-то слышит — мой тихий шуршащий шаг, тот, которого лучше было бы звать на «Вы», тот, который не станет в одежде скрывать ножа — он и сам весь оружие, весь беда, — он выходит ко мне на танец в огромный холодный зал; как мы чертим круги — о, вынеси нас вода, посмотрите на нас, имеющие глаза. До утра, до утра свет не гаснет в моём дому, до утра кто-то бьёт и бьёт во мне в медный гонг. Тот, на которого взгляда не подниму, если услышу — а я-то слышу, как ходит, ходит, да всё кругом, я руками держу затворы — чур меня, чур, я кружу по комнатам, пальцы скрещиваю во тьме; он же слышит, слышит, как я для него молчу, как никто, он умеет молчать в ответ. Людям кажется — ходим окольными тропами, ездим по городам; это танец — странный, долгий и медленный, круговой. Тот, которого, может, и не было никогда — может, я загляделась в небо над головой, и пошла она кругом? — тот, у которого каждый жест для меня открыт, — как всегда, попадает в такт; раз, и два, и три, и четыре, и пять, и шесть, и пускай будет так. Пускай просто будет так. 24.08.2009

РЫБАЛКА

Пляска света и тени на водной глади переходит в медленный вальс; стрекозы приглашают стрекоз. Трава речная шуршит о борт. Солнце исчерпало раскладку на день; свет становится мягок и жёлто-розов. У меня — никаких забот, кроме как лежать на борту нашей лёгкой лодки, наблюдая живую беседу в речной осоке паука с мотыльком. В августе ночи ещё короткие — еле хватает на сон и любовь; длинные строки будут потом. Благо будет о ком. Время летит со свистом весёлой лески. Мне бы уметь так ждать — я бы вспять повернула реки; но я только смотрю, как подрагивает блесна, нарушая здешнюю тишину осторожным плеском, правлю лодкой, на свет просматриваю сквозь веки яркие диафильмы дневного сна. Мне бы уметь так ждать, о речные боги! Я перешла бы границы, нарушив законы жанра, хотя бы на день твоё хладнокровие переняв. Но я только смотрю через дыру в бейсболке, как ты ловкими пальцами держишь её за жабры. Так же и со мной, вот так же ты и меня. 19.08.2009

НЕКОРОЛЕВСКАЯ ОХОТА

Ты узнаешь его в момент — боковое зрение выделит, выдернет из толпы. Ты процедишь сквозь зубы: тебе-то уже не пристало считать столбы, и пускай другие себе разбивают лбы — хватит всех этих тонких эльфов, наследных принцев, хватит этих холодных рук, голубых кровей, — эй, расслабься, сиди спокойно, дыши ровней; он красив настолько, что лучше глазам не верь, он красив настолько, что хочется отодвинуться. Но потом себе скажешь: я ведь душу не продаю, ничего не теряю, была не была, твою же налево, — ведь жизнь короткая, он — так юн, взгляд такой голубой и чистый, пряди светлые, не запястья — речной тростник; сразу видно — не нюхал пороху, в переулке не знал резни и любовью большой не бит. Что случится со мной? Вот с ним может всё случиться. И тогда ты спокойно бросишь весь арсенал — что умеешь, и чем владеешь, и в чём сильна — всё на то, чтобы рухнула мраморная стена и сдалась охрана. Там, куда он идёт, будешь ты — ненавязчива, весела и случайна; начнёшь для него писать, не вставая часами из-за стола; он тебя позовёт куда-то — ты скажешь: моя взяла, всё идёт по плану. Ты расспросишь о нём знакомых, насколько позволит такт, с осторожностью, достойной применения на фронтах иностранной разведки. Бить тяжёлыми ядрами малых птах не пристало, — но ты не станешь жалеть обоймы. Но, когда на входе в удушливый кинозал он положит ладони на плечи и заглянет тебе в глаза — ты почувствуешь, как в позвоночник втыкает молнию неведомая гроза и поймёшь, кто из вас был пойман. 19.06.2009

ПАЛЕОНТОЛОГИЯ ДЛЯ САМЫХ МАЛЕНЬКИХ

Его зовут ихтиоптер — вот так зовут его. Он может плавать и летать, и больше ничего. Плывёт домой, летит домой — и весел он, и лих! Кричит, вопит: «Ну где ты, мой, где ты, мой птероихт?» 27.07.2009

ФЛЕЙТИСТ

Он убирает со лба золотые волосы где-то недалеко — на границе весны и лета. Он играет на флейте среди мегаполиса, стройный, тонкий, изящный, как его флейта. Мимо проходит ветер в пуховом вычурном палантине, бросив под ноги — дзынь! — золотые блики. Мимо идут художники, приносят с собой картины, мимо проходят дети, приносят с собой улыбки. Мимо проходят девушки — спрашивают время, имя; он называет имя героя любимой книги, а про время не знает, и зачем ему говорить с другими — у него есть небо, а теперь ещё — золотые блики, у него — весь огромный мир, и леса, и горы, семь отверстий на теле флейты и ловкие пальцы, и музыка, перед которой хищный голодный город убирает оскал и вспоминает, как улыбаться. 13.06.2009

ПУШКИНГ

я Вас любил как падают на дно любил как убивают на войне без «ну» без «нет» без «почему» без «но» любил любил уже похоже не я Вас любил Вы спали на плече деревья гнулись падали столбы я Вас любил покуда было чем и даже мне казалось я любим я Вас пока не начались торги пока не наступила темнота и не дай Бог вот этого другим и не дай Бог любимой быть вот так 10.06.2009

ВСЁ РАВНО

однажды с утра становится всё равно — как и куда вас несёт, дальше он или ближе, какое вы с ним сегодня идёте смотреть кино и что он там вообще говорит и пишет зачем приходил и к кому от тебя ушёл (любовь с равнодушием так похожи в своих пределах) и как он делает — больно или приятно и хорошо, или приятно и больно, или — уже никак никому не делает. 25.05.2009

В ГОСТИ

Ей не страшно к нему: у неё работа, друзья и дом, она уже и время выкраивает с трудом, чтобы побродить по развалинам старой жизни. Надо съездить в книжный, купить пальто, и сходить туда, и придумать это, и сделать то. Но она всё откладывает на потом, и не думает даже, что это — признак. Он спокоен, улыбчив, гостеприимен — очевидно, его настиг тот же самый покой; можно смело наклеить стик «мой хороший знакомый», «друг»; рассказать, как легко оказалось его простить, как ей нравится жить одной, как царевне в башне, как гуляет сама по себе, как ей нравится этот стиль. Но, когда он её обнимет, её вдруг начнёт трясти мелкой дрожью — как на морозе в одной рубашке. Ей-то слышно, как стены падают, в ворота вламывается орда, как цунами сметает целые города, как орут сирены и бабы — «пожар! пожар!», как в Венеции поднимается к крышам домов вода, как шуршит рукав у маньяка, предвкушающего удар, — а она повторяет отчаянно: да, да, да. Никого не жалко. 19.04.2009

ПРО СЛАБОСТЬ

Ей нравится прыгать с разбега в холодный северный водоём. Ей нравятся те, у кого тяжела рука. Она не боится боли; её болевой приём бодрит, как глоток воды из чистого родника. Где сыщешь того, кто хотел бы остаться с ней? Спроси, что ей нравится — будешь и сам не рад. Она не боится ни крыс, ни пиявок, ни пауков, ни змей, ни стаи голодных собак последи двора. Она не боится быть замужем за никем: ей нравятся перемены, и ветер, и дрожь огней. Её одиночество бродит на поводке из дома в дом, прирученное, за ней. Она не боится силы, а силе метит в ученики; не боится, что небо однажды разверзнется над головой. А только того, что он просто придёт, и коснётся её руки, и скажет: «Ну ладно, хватит. Пойдём домой». 10.04.2009