Игрушка императора
Шрифт:
Поднявшись со стула, я вернулась в ванную — супруга там не обнаружилось! Тем лучше. Последнюю ночь собственного затворничества я провела в глубоком оздоровительном сне.
Утро встретило меня тихим и смущенным:
— Айсира Катриона…
Подскочив на постели, распахнула глаза и едва не завизжала от радости:
— Свейтис!
Секретарь моего отца, а ныне полностью мой, смущенно улыбнулся:
— Я тоже очень рад вас видеть, ваше величество, но сейчас прибыл к вам, повинуясь приказу его величества…
— Отца? —
— Вашего супруга, — как-то смущенно сказал Свейтис, — вас просили поторопиться с пробуждением.
А вот это было уже странно. Чуть прищурившись, я тихо спросила:
— Свейтис, что происходит?
Секретарь не ответил. Распахнулась дверь, причем сама, и на пороге обнаружился мой супруг. Свейтис мгновенно ретировался, оставив нас наедине. Император Араэден медленно подошел и протянул мне руку. Пришлось воспользоваться его помощью и встать. Правда, момент неловкости присутствовал — на мне имелась только ночная рубашка. Однако смущенной в этот момент была только я.
— Нежная моя, — тонкие пальцы кесаря зафиксировали мой подбородок, заставив взглянуть в мерцающие глаза, — я принял решение. Ты подчинишься.
Кто бы сомневался!
— Считай это моим… свадебным подарком.
Даже так?
— Ты можешь говорить.
— Спасибо… что-то не хочется.
В дверь постучали. Вошла служанка с завтраком только для меня — на одну персону. Кесарь отошел к окну со словами:
— Поторопись, язвительная моя.
Торопливо давлюсь завтраком. Супруг продолжает смотреть в окно, но такое ощущение, что не отрывает взгляда от меня. И от этого даже дышать тяжело, не то что завтракать.
Усмехнулся, вышел из моей спальни… Только после этого я ощутила вкус того, что уже почти доела. Перетертые лесные ягоды и лесные же орешки — вкусно.
Дальше все как в нелепом сне. Появились служанки, вслед за ними придворные дамы, причем из доверенных семей. Принесли груды ткани. На попытку возразить ответили: «Приказ кесаря». И пришлось подчиниться. А наряд был… странным. Нижнее белье, затем платье из тонкой, приятной телу ткани, следом почти пыточное орудие — тяжелое платье из очень плотной ткани. Ткань, из невиданных мною ранее, стягивала и удерживала, как корсет. И уже совершенно не радовал перламутровый блеск этого самого платья, стянувшего меня от шеи и до пят. У меня начался истерический смех — кажется, кесарь рехнулся! Да такое никто не носит! Даже патриархальный Шодар оставляет больше свободы женскому телу.
— Дамы, — обратилась я к тем, кто осторожно надевал на меня призрачное третье платье, — никого фасон не смущает?
Присутствующие заулыбались. Сочувственно так. Оценила их сочувствие, едва принесли следующий покров.
— Это уже издевательство! — не сдержалась я.
— Приказ кесаря, — напомнили мне.
Прямоугольный отрез ткани предназначался для головы. Он набрасывался таким образом, что оставлял открытым лицо и струился вниз по спине и плечам и так до колена. Единственное, что соответствовало моде в данном одеянии, это золотистые туфельки…
Когда меня развернули к зеркалу, от ругательств удержалась с трудом… Вся я была скрыта, даже руки прикрывались рукавами верхнего одеяния, которые имитировали чуть ли не крылья бабочки, стоило развести руки в стороны. Открытым оставалось только лицо. Правда, уже под подбородком начинался ворот, а до середины лба доходил покров, но так и побледневшее лицо мое наличествовало в пределах видимости. Что ж, если это тот подарок, который кесарь преподнес мне на свадьбу, то должна признать: его дары до начала нашей семейной жизни мне как-то больше импонировали.
— Ваше величество, — Свейтис и Райхо вошли в гардеробную, а я даже не заметила их, занятая собственными мыслями.
— Как вам? — скорбные лица были прекрасным ответом. — Какие еще сюрпризы меня ожидают?
Секретари начали «радовать»:
— За время вашей болезни была отстроена новая площадь, — сказал Райхо.
Я пошатнулась.
— Кесарь впервые за более чем сто лет вернулся к законотворчеству, — сообщил Свейтис, — основная масса указов будет зачитана сегодня… после вашей коронации.
— Что?! — от таких новостей я чуть не упала.
Придворные дамы удержали. А я все думала, зачем матушке столько фрейлин? Вот, оказывается, какая у них основная функция — подпорки из них отличные получаются.
— Мне нужно сесть, — решительно сказала я и направилась к стулу… в смысле, засеменила.
И вот семеню, потому как даже половину нормального шага в этом кошмаре сделать не получается, только четверть, а все уважительно молчат. Осознала, что путь к посадочному месту займет слишком много времени, развернулась и встретила неприятности, гордо выпятив грудь, что было непросто в данном-то платье.
— Сколько указов?
— Более двадцати, — Свейтис чуть нахмурился, — я видел лишь часть, переданную непосредственно в вашу канцелярию.
— А есть другая канцелярия? — переспросила я.
— Теперь есть, — подтвердил Райхо.
— Дохлый вонючий гоблин! — служанки поняли, что пора уматывать, придворные дамы частью хлопнулись в обморок, зато оба моих секретаря вдруг радостно заулыбались.
А я была в ярости. Почти три месяца напряженнейшей работы, судя по всему, пошли прахом! И самое паршивое — кесарь предупреждал…
— На данный момент были обнародованы лишь некоторые из указов, относящиеся к подвластным территориям, — попытался приободрить Свейтис.
Нет, ну вот пусть хоть кто-то объяснит мне мужскую логику — триста лет ему до собственного государства и дела не было, и вдруг образумился. Женился — и остепенился! Потрясающе!
— Ваше высочество… — Райхо меня такой взбешенной видел не в первый раз.
— Вернемся к коронации, — я вскинула голову, — дамы, свободны!
Дамы, частью лежащие на полу, торопливо поднялись и, бесконечно кланяясь, исчезли. Нет, фрейлины мне не нужны — и подпорки из них некачественные, и… бесят.