Игрушки дома Баллантайн
Шрифт:
Поезд останавливается, голос в динамиках объявляет конечную станцию. Юноша в форме рядового императорских войск с ранцем за спиной и винтовкой через плечо покидает вагон последним. Пересекает посадочную платформу, слегка прихрамывая, и исчезает в людском водовороте на Брикс-авеню.
Размеренные шаги гулко отдаются по мостовой, и Брендону кажется, что внутри него стучит сердце города. Гигантское сердце Нью-Кройдона, часть которого — он сам. Город живет. Зеленщик на перекрестке громко хвалит лучший салат и свежайшие яблоки. Кукла-швейцар приветливо улыбается, распахивая дверь ресторана перед костлявой дамой в платье с открытой спиной. Мальчишка-сапожник
«Ты это сделаешь, Брендон. Ты же любишь меня. Я в тебе не сомневаюсь».
Стайка детишек на углу Брикс-авеню и Авер-Кросс приманивает голубей хлебными крошками. Сизари опасливо хлопают крыльями, вытягивают шеи, торопливо хватая корм. Мальчуган лет пяти в заношенной кепке то ли отца, то ли старшего брата с воплем прыгает и пытается поймать птицу. Голуби взмывают в небо, дети хохочут. Когда Брендон проходит мимо них, мальчик лет десяти вытягивается в струнку и отдает ему честь.
У Брендона нет сил даже на улыбку. И видеть играющих на улице детей ему больно. Ему безумно хочется повернуть назад, добраться до дома, а там пусть хоть что творит чертов Байрон, лишь бы…
Приказ отдан Баллантайном. И нет возможности уклониться, не выполнить. Такие приказы не обсуждаются.
«Ты сможешь, мой ангел. Моя воля сделает это за тебя. Ты — лишь орудие».
Он проходит вдоль длинного промышленного здания на Уинсор-стрит, видит указатель на Фарбиан-стрит. «Тридцать шестой дом, — услужливо шепчет память. — Третий этаж, комната справа». Грохочет над головой монорельс. «Видно ли ее окно из вагона?» — думает Брендон и отгоняет эту мысль.
Дом номер тридцать шесть похож на сотни других домов Нью-Кройдона. Трехэтажное строение, втиснутое между заводской оградой и лавкой сапожника. Стены, покрашенные грязно-желтым. Горшки с геранью в подвесных ящиках на окнах. На ступеньках подъезда умывается пестрая кошка. Намывает гостей.
Брендон останавливается. Сердце города гремит в висках, голова раскалывается от боли. Ребенок. Там ребенок. Девочка. Уходи, Брендон. Возвращайся к Байрону, и пусть лучше он тебя убьет.
«Ты не можешь меня ослушаться, мой ангел. Иди».
Он поднимается по ступенькам, открывает дверь подъезда.
«Пожалуйста, пусть их не будет дома! Господи, если ты есть — пожалуйста!» — шепчет Брендон одними губами.
Он медленно идет по лестнице на третий этаж, и деревянные ступени едва слышно поскрипывают, пружиня под его ногами. Перед дверью Брендон останавливается. В круглом оконце под крышей сияет солнце, заливая лестничную площадку янтарным закатным светом. Ладонь, обтянутая белой перчаткой, несколько раз бьет по двери.
— Открыто! — откликается звонкий женский голос, и Брендон слышит топот бегущих детских ножек.
Дверь открывается, и сердце города замирает. Брендон делает шаг через порог.
Он помнит женщину, что стоит перед ним. Помнит обращенный к нему умоляющий взгляд. Шелковые шнуры, впившиеся в побелевшую плоть. Лезвие ножа, пляшущее вдоль ребра.
— Кто вы? — удивленно спрашивает Хлоя.
«Бегите…» — беззвучно шепчут губы Брендона.
Она узнаёт его. Отливает от щек краска, зрачки от ужаса становятся огромными, женщина давится собственным криком, отшатывается назад. Туда, где выглядывает из комнаты любопытная кроха, недавно научившаяся ходить. Брендон смотрит на ребенка и видит свою маленькую Фэй. Белое кружевное платьишко; темные кудри выбились из-под легкой летней шапочки. Девочка мусолит кулачок и изучает Брендона синими, как у матери, глазами.
Шаг. Еще шаг. «Бегите же, гос-с-споди!..» Рука тянет с плеча «Ли-Энфильд», Брендон изо всех сил пытается сжать пальцы в кулак. Отчетливо щелкает затвор.
За плечом Брендона мелькает тень, и тут же на затылок обрушивается удар. Короткая вспышка перед глазами — и темнота. Милосердная и глубокая, как омут.
Орет ребенок. Орет обиженно, оглушительно, выводя немыслимые для маленьких легких рулады. Каждый вопль кажется гвоздем, забиваемым в черепную коробку. Брендон морщится и открывает глаза.
Он лежит на полу лицом вниз, руки стянуты в локтях и запястьях за спиной. Щиколотки и колени тоже связаны, потому перевернуться на бок не удается. Получается только повернуть голову.
Дитя смолкает, привлеченное его возней. Со своего места Брендону видно угол стоящего на полу манежа, в котором возится девочка, и выход в прихожую.
— Раз Бри затихла, значит, чем-то заинтересовалась, — слышит Брендон женский голос, и кто-то заходит в комнату.
Он не видит, кто это, в поле его зрения попадают только стройные голые ноги в разбитых пыльных ботинках. Ботинки останавливаются в нескольких дюймах от лица Брендона.
— Ну что, рядовой номер семь тысяч двести восемьдесят пять, очухался?
Обладательница антикварной обуви переворачивает Брендона на спину, толкая ногой в плечо. Его взгляд автоматически скользит по ее голеням, коленкам, бедрам. Юбка у дамы настолько пышна и коротка, что Брендон поспешно поднимает глаза к лицу.
И понимает, что перед ним — дочь Байрона Баллантайна.
Ей не больше семнадцати. Русые волосы острижены чуть выше плеч, тонкие руки, украшенные металлическими браслетами, крепко сжимают здоровенную чугунную сковородку. Нос у девчонки чуть вздернутый, мамин, а серые, как сталь, глаза и упрямая линия губ — Байрона. И ухмыляется она как отец — правым углом рта.
— Ма-а-ам! — зовет она, повернувшись к двери. — Иди сюда! Очнулся!
В комнату заходит Хлоя, настороженно смотрит в сторону Брендона и садится на низкий диван рядом с манежем. Дочь Баллантайна присаживается на корточки, откладывает сковороду в сторону и рассматривает Брендона с любопытством.
— А он хорошенький! — хмыкает она и тут же напускает на себя серьезный вид. — Ну что, я говорю, а ты слушаешь и киваешь, соглашаясь?
Брендон соглашается и кивает. Что толку требовать диалога, когда у тебя связаны руки?
— Мама говорит, что ты — отцовский любимчик, да? — Получив утвердительный кивок, она продолжает — нараспев, как отец: — Значит, рядовой, звать тебя Брендон? Так что, сероглазый, будешь разыгрывать дурака и скажешь, что к нам случайно зашел?
Он качает головой. Девушка устраивается рядом с ним по-турецки и продолжает допрос дальше:
— Значит, неслучайно. Что — папаша прислал тебя справиться о мамином здоровье? Я не угадала? Попробую еще раз. — Ее голос звенит от сдерживаемых эмоций, глаза становятся узкими и злыми, как бойницы. — Зачем ты пришел в наш дом с оружием, рядовой? За маленькой Бри? Нет? За мамой? Так значит, я тебе нужна, да?