Игры Немезиды
Шрифт:
Мозг отказывался выдавать другие слова.
Наоми еще крепче сжала его, потом забрала рюкзак и пошла к двери.
— Подожди! — сказал Холден.
Она обернулась.
— Я тебя люблю.
— И я тебя люблю, — сказала она и ушла.
Холден снова сел — чтобы не упасть. Вытащил он себя из кресла через час или через минуту — сам не помнил. Хотел было позвонить Амосу и напиться вместе с ним, но вспомнил, что Амоса с Алексом тоже нет.
Никого нет.
Странно, как все вокруг остается прежним, когда так много изменилось. Холден по–прежнему вставал по утрам, чистил зубы, надевал чистое
И все казалось нормальным, обычным, как в прежней жизни.
Но через восемь часов он возвращался домой, а там никого не было. Холден впервые за несколько лет по–настоящему остался один. Амос не заходил, чтобы позвать его в бар. Алекс не смотрел новости, отпуская с кушетки ехидные комментарии. Не было Наоми, с которой он мог бы поговорить о том, как прошел день, и обсудить ход ремонта. Комната даже пахла пустотой.
Впервые Холден начал понимать, как ему нужна семья. У него было восемь родителей, а дедушек и бабушек, дядь и теть, двоюродных братьев и сестер не смог бы пересчитать. Поступив в земной военный флот, он провел четыре года в академии и жил в одной комнате общежития с однокашниками и подружками. И даже после позорной отставки он сразу получил работу в «Чисто–прозрачно», и на «Кентербери» его ждала новая недружная семья. Ну пусть не родные люди, но все–таки свои!
На Тихо из близких были только по горло занятый политическими махинациями Фред да еще Сэм — но она несколько лет назад погибла в Медленной Зоне. Сакаи, заменивший Сэм, считался опытным инженером и серьезно взялся за ремонт корабля, но не выказывал желания общаться, кроме как на профессиональные темы.
Поэтому Холден так много времени проводил в барах.
В «Блоуи–Блум» было слишком шумно и людно. Наоми знала здесь многих, но Холден — нет. В заведениях ближе к палубам отдыхали задиристые работяги, для которых потасовка со знаменитостью была желанным способом выпустить пар. Все прочие местечки, где набиралось больше четырех посетителей, выстраивались в очередь: «Сфотографируйся с Джеймсом Холденом и целый час выспрашивай его о личной жизни».
Скоро Холден отыскал ресторан, притулившийся в боковом коридоре между жилым сектором и рядом киосков. Здесь подавали блюда, которые у астеров считались итальянской кухней, а в задней комнате был маленький бар, куда, кажется, никто не заглядывал.
В этом баре Холден мог посидеть за крошечным столиком, просматривая на ручном терминале последние новости, почитать сообщения и наконец–то добраться до скачанных за шесть лет книг. В баре подавали те же блюда, что и в главном зале. На Земле итальянскими их бы не назвали, но съедобными — вполне могли. Коктейли были сносными и дешевыми. И все здесь Холден счел бы терпимым, не исчезни вдруг из его вселенной Наоми. Алекс регулярно сообщал, где он и чем занимается. С терминала Амоса пришло автоматическое уведомление о прибытии того на Луну, а потом на Землю. От Наоми не было ничего. Она еще существовала в природе — по крайней мере, ее терминал оставался исправным. Посланные Холденом сообщения куда–то доходили. Сеть ни разу не уведомила
Спустя пару недель плохой итальянской кухни и дешевых коктейлей терминал наконец сообщил о запросе на голосовую связь. Холден понимал, что это наверняка не Наоми. Запаздывание сигнала не позволяло вести живой разговор между разными станциями. И все равно он так резко выдернул из кармана терминал, что выронил его, и тот отлетел под соседний стол.
— Перебрал моих Маргарит? — спросил бармен Чип.
— Уже первая была лишней, — огрызнулся Холден, ныряя за аппаратом. — А выдавать их за Маргариты — просто преступление!
— Это и есть Маргариты, если их делать на рисовом вине и лимонном ароматизаторе, — не без обиды возразил Чип.
— Алло! — заорал Холден в терминал, чуть не продавив экран, чтобы подключить связь. — Алло!
«Это Джим?» — отозвался женский голос. Совсем не похожий на голос Наоми.
— Кто говорит? — спросил он и, треснувшись головой об угол стола, добавил: — Черт!
«Моника, — ответил голос. — Моника Стюарт. Я не вовремя?»
— Я сейчас немножко занят, Моника, — сказал Холден, и Чип закатил глаза.
Когда Холден отмахнулся, бармен принялся смешивать ему новый коктейль. Возможно, в отместку за обиду.
«Понимаю, — протянула Моника. — Но я так хотела повидаться! Нельзя ли нам встретиться? Поужинать, выпить что–нибудь?»
— Боюсь, что я в обозримом будущем засел на станции Тихо. «Роси» перебирают по винтику, так что…
«А я знаю. Я сейчас тоже на Тихо, потому и звоню».
— Точно, — спохватился Холден. — Ну, конечно.
«Сегодня можно?»
Чип поставил бокал на поднос, но коктейль унес заскочивший из главного зала официант. Поймав взгляд Холдена, Чип одними губами выговорил: «Хочешь еще?» Перспектива провести очередной вечер, поглощая то, что в этом ресторане, всем на смех, именовали «лазаньей» и «Маргаритой», пугала как медленная смерть.
По правде сказать, Холдену было скучно и одиноко. Моника Стюарт работала журналисткой и обладала одним серьезным недостатком — объявлялась только тогда, когда нуждалась в чем–то. За каждым ее поступком что–то крылось. Но можно ведь узнать, что ей надо, и отказать — будет хоть какое–то разнообразие в череде одинаковых вечеров без Наоми.
— Ну что ж, Моника, — сказал он, — ужин — это заманчиво. Только не итальянская кухня!
Они ели суши из форели, выращенной в баках на станции. Безумно дорогие, но платила Моника — сказала, что ей покроют эти расходы как деловые. Холден позволил побаловать себя, да так, что одежда теперь не сходилась на животе.
Моника ела деликатно, ловко орудуя палочками и подбирая чуть ли не по рисинке за раз. Васаби она вовсе игнорировала. За то время, что Холден ее не видел, она немного постарела. Только ее, в отличие от Фреда, годы украсили, добавив внешности видеозвезды опыта и внушительности.
Разговор начали с мелочей: как идет ремонт корабля, кто теперь где из той команды, что возвращалась на «Росинанте», когда кольца были еще новостью, куда разлетелись Алекс, Амос и Наоми. Холден поймал себя на том, что рассказывает больше, чем собирался. Он не питал к Монике неприязни, но и не слишком ей доверял. Зато журналистка его знала — она летала с ним, а он еще больше, чем по хорошей еде, изголодался по разговору с кем–нибудь из знакомых.