Игры престолов. Хроники Империи
Шрифт:
Вложить пальцы в его протянутую ладонь легко. Гораздо труднее решить – любить или ненавидеть. Почему-то третьего было не дано, как в сложном математическом уравнении, где ответ может быть только «да» или «нет». Мучительное смятение, мешающее принять истину, владело сердцем и душой женщины, пока вершилось таинство обряда.
Если Араши и заметил некую странность в поведении своей возлюбленной хэйны, то ничем этого не показал. А она всё металась в лабиринте, воздвигнутом ею самой, анализируя вновь и вновь все их встречи, вспоминая слова, когда-либо сказанные друг другу и вот, подняв измученный взгляд на лики святых драконидов,
Как же она могла не понимать раньше такую простую истину! Как могла блуждать упорно во тьме гордыни, когда рядом светилось столь яркое солнце! Только протяни руку, коснись его пальцев, обжигающе горячих… Ведь ей не составило труда вспомнить каждый их разговор, каждое слово, жест, улыбку, взгляд… Так бережно в памяти хранят лишь сокровенное.
Но почему признание самой себе в этих чувствах должно быть таким невыносимо мучительным? Почему тяжело и страшно видеть его счастливую улыбку – не от того ли, что боялась разочаровать его? Разве любовь должна быть основана на подчинении, или это просто выверты её сознания, оправдывающие горячее, испепеляющее чувство к врагу?
Араши возьмёт её, как победитель. Должно быть, для мужчин этот ритуал имел особое значение, но как женщина она не хотела быть ценным призом.
Церемония завершилась громоподобными овациями и Гюссхе словно очнулась. Араши смотрел на неё молча, с каким-то болезненным ожиданием и она доверчиво шагнула ближе под мелодичный звон драгоценных звеньев брачных оков, сковавших их на всю оставшуюся жизнь. Змееглазый необыкновенно нежно, чего нельзя было ожидать от столь властного и жестокого человека, провёл кончиками пальцев по губам Гюссхе в немой просьбе. Странный. Отныне она – всего лишь его вещь и ему нет нужды просить о чём-то. Принимая его поцелуй, Гюссхе обняла Хаффи в ответ и он вознаградил её тихим, еле слышным стоном. Он должен понять – Гюссхе не сломалась, огонь её дерзости всё ещё тлеет в груди и в этот поцелуй она вложила свою ярость.
Араши отстранился, его золотой взгляд искрился удовольствием от затеянной игры. Во дворец они возвращались разными путями – муж и жена обязаны были подготовить себя для брачной ночи, в то время как сумерки уже возвещали её скорый приход.
Служанки втирали в кожу Гюссхе взбитые молочные сливки, от чего она обретала невиданную нежность и шелковистость, а хэле начинали светиться серебром, лучше всяких украшений подчёркивая совершенство её фигуры. Длинные волнистые волосы были собраны и уложены в сложную высокую причёску, оставляющую открытой стройную шею женщины. Изумительной работы ночная рубашка – последний рубеж обороны девичьей чести, была возмутительно тонка и почти что прозрачна! Материал невесомо скользил по коже, вызывая мурашки.
Когда последние приготовления были завершены, в углах спальни заняли своё место лампады с ароматическими маслами, а бельё на огромной кровати перестелено белоснежно-хрустящими простынями, служанки, наконец, удалились, оставив Императрицу наедине с её страхами.
Тягуче тянулись минуты ожидания, густой запах благовоний туманил сознание, заставляя невольно расслабиться. Поэтому едва слышное шуршание автоматической двери осталось незамеченным для Гюссхе, погружённой в меланхоличную задумчивость. Если ли бы не лёгкое колебание воздуха, заставившее испуганно затрепетать язычки пламени, танцующие над бесчисленным множеством свеч, женщина даже не подняла бы взгляда.
Поднявшись с ложа, она почтительно поклонилась вошедшему супругу. Его взгляд, вопреки ожиданиям, не светился злобной радостью в предчувствии скорого унижения строптивой женщины, скорее – настороженный, словно у хищника, впервые ступившего на неизведанную территорию и теперь с лёгким любопытством осматривающий новые владения.
Гюссхе всем своим существом трепетала под его взглядом, чувствуя его сквозь тонкую ткань ночнушки – жаркий, жадный, похотливый… и в то же время странно мягкий. Хотя, возможно, ей просто показалось.
Араши был облачён в простые домашние брюки и просторную белую рубаху грубого полотна, с широким воротом на шнуровке. Все хафесы, освободившись от боевых лат, предпочитали носить подобную одежду: лёгкую и не стесняющую движения, что в удушливо-жарком климате Ал-Хиссы было в порядке вещей.
– Моя хэйна, ты прекрасна, – прозвучал его глубокий, завораживающий голос. Удивительно, но в нём не было насмешки или сарказма – просто констатация факта. Гюссхе затравлено оглянулась, но позади неё было огромное ложе и три глухие стены. Выход из комнаты был один и его преградил Араши. Бежать некуда!
– Хаффи, – пролепетала она, стараясь не терять крох достоинства. – Вы заставили ждать себя. Всё ли в порядке?
– Просто я долго думал над тем, как произвести наибольшее впечатление на свою жену, – вот теперь в выразительном голосе зазвенели ирония и ехидство, пугая окончательно растерянную Гюссхе, отступавшую крошечными шажками от надвигающегося Дракона. – Поскольку я не настолько высок и широк в плечах, как те, кого эссы считают красивыми, мне пришлось выбрать и отвергнуть множество пышных нарядов, но в итоге, я лишь потерял драгоценное время. За что искренне прошу прощения.
Она всё ещё не готова принять его, – Араши видел это очень ясно, однако продлевать их обоюдные муки не имело смысла, ситуация обязывала действовать жёстко и решительно, но стоило ему сделать ещё один шаг, как в руках его восхитительной, божественной хэйны появился узкий длинный стилет и вдохновлённая иллюзией защиты Гюссхе прошипела гневно:
– Не надейся, что тебе легко достанется победа!
В зелёных глазах напротив вновь разгоралось непокорное пламя бунтарства, что так нравилось Араши. Воплощение Великого Дракона раскинул руки в стороны, словно предлагая себя в качестве мишени:
– Ты помнишь наш давний разговор, хэйна? Я обещал, что отдамся на твой справедливый суд, но только после того, как исполню свои обязательства перед народом хсаши. Дело сделано, Гюссхе. У детей Изначальных больше не будет причин погибать в междоусобных войнах за территории. Я открыл им миры, где они могут жить свободно, а не задыхаться в перенаселённых муравейниках. Так что ты имеешь полное право свершить свою месть.
Гюссхе недоверчиво смотрела на него, вцепившись в рукоять кинжала, будто вновь пытаясь обрести уверенность. В каждом слове Хаффи ей чудился подвох.