Игры престолов. Хроники Империи
Шрифт:
Знаю, что мои слова могу оказаться неприятной неожиданностью для тебя, но для меня любовь к тебе как нечто совершенно естественное. Словно дышать. Очень долгое время я носил в себе эти чувства, потому что не думал, что когда-нибудь решусь высказаться. Каждое прикосновение, пусть даже мимолётное, твой добрый взгляд – всё это я люблю так сильно... На самом деле я очень богатый человек и мне не нужен трон Императора Галактики, чтобы чувствовать себя счастливым, когда ты рядом. Надеюсь, Кэтрин сможет понять...
Завтра я улетаю. Где-то восстание и снова нужен Чёрный Палач. Нигде не ждут меня, никто не зовёт меня. А вы улыбаетесь мне, зная, какое я чудовище. Да, я показал Кэтрин свой Покров и она не испугалась, представляешь?
Надеюсь, я вернусь живым, чтобы повторить
И, поддавшись внезапному порыву, герцог Фаул, лорд Джейнно, склонившись, дотронулся своими губами до сомкнутых губ Эвазара. Поцелуй вышел коротким и неловким, но столько тепла и света было в нём, столько нераскрытых чувств и желаний, от которых становилось тесно в груди!
– Прости, – ещё раз извинившись неведомо за что, Джейнно вышел из палаты деревянной походкой человека, изумлённого собственной наглостью. «Я сделал это!» – было написано на его лице, а украденный поцелуй огнём жёг губы. Странно, но почему-то стало спокойней от того, что он сказал всё то, что так угнетало его. Ведь скрывать свои чувства от Заре становилось всё труднее. Может, даже хорошо, что он был без сознания и ничего не узнает о том кощунственном деянии. Но Джейнно будет помнить.
Когда эхо шагов герцога Фаула затихло, и в палате вновь воцарилась тишина, Эвазар позволил себе открыть глаза. Горькие слёзы, вскипая в их аквамариновой глубине, катились по щекам. Всхлипнув, наследник прошептал:
– И ты прости меня, Джей. Я так виноват перед тобой…
====== Глава 14. Причина, чтобы жить. Часть 1 ======
Эвазар не помнил своего детства. У него не осталось воспоминаний о доброй улыбке матери, о её голосе, поющем колыбельную на ночь… Вкус любимых сладостей, игры со сверстниками, первый поцелуй с понравившейся девочкой, а затем полученные синяки в драке за неё – всё это было у других, а Эвазару досталось заснеженное поле, высокая крепостная стена и безжалостные, холодные глаза отца. Его чёрный плащ хлопает на ветру, в седых волосах искрятся крупинки снежинок, его сильные пальцы больно сжимают запястье Эвазара, буквально заставляя ребёнка спотыкаясь, бежать следом за ним.
– Посмотри, сынок. Перед тобой – враги, а что нужно делать с врагами?
Тринадцатилетний мальчик, прищурившись против ветра, смотрит на огромное поле. Колючий снег, непредсказуемо танцуя, опускался на шевелящуюся массу, заполнившую долину. Шорох снегопада заглушали скрип хитиновых панцирей и щёлкающая отрывистая речь миркулов – разумных насекомых, безжалостно истребляющих имперских колонистов. Они неотвратимой, смертоносной волной катились по планете, стирая всё на своём пути, оставляя за собой безжизненную пустыню. Как саранча, пожирающая посевы… Вот только миркулы уничтожали людей. Их броня была очень прочной, суставчатые лапы оснащены острыми, словно бритва, клешнями, которыми они пользовались с чудовищной ловкостью, так же, впрочем, как устрашающими жвалами, которыми так удобно было перекусывать людей пополам. У них не было жалости и сострадания – вламываясь в крепости, твари жестоко расправлялись с любым, будь то маленький ребёнок, беззащитная женщина или немощный старик. Должно быть, по меркам миркулов, люди были чем-то вроде болезни, которую следовало искоренить.
Отец ждёт ответа и Эвазар ответил, как его учили:
– Врагов следует уничтожать.
Он не совсем понимает, чего от него хочет папа. Зачем он показывает ему наводнивших долину гигантских насекомых, натиск которых всё ещё сдерживает силовое поле. Но вот Тимо наклоняется к сыну и шепчет ему на ухо три слова.
Эвазар не помнит, что это за слова. Помнит только пронзительную боль во всём теле, такую невыносимую, что сил на крик просто не остаётся, все они уходят лишь на то, чтобы сделать новый глоток отравленного болью воздуха. Раскалённого, несмотря на снегопад, и Эвазару кажется, что снежинки превратились в осколки стекла, и он чувствовал каждую из них, разрезающих его кожу, раздирающих горло и внутренности острыми когтями…
Перед ним вспыхнул ледяным огнём воздух, превратившись в тысячи и тысячи колокольчиков, хрустальных, прозрачных, будто слёзы, текущие по его щекам и Эвазар откуда-то знал, что каждый из этих колокольчиков имеет своё имя и предназначение. Он помнил, как непослушными пальцами прикоснулся к одному из них и позвал, словно старого друга, которого ждал всю жизнь:
– Зэль…
Порыв ветра едва не скинул его со стены, но Эвазар, взмахнув сильными, широкими крыльями, появившимися за спиной, остался стоять, гордо выпрямив спину. Внутри стальные лезвия кромсали его сердце, заставляя судорожно сжимать пальцы в кулаки, но он не смел отвернуться, что-то мешало ему и расширившимися от ужаса глазами Зэр продолжал искать путь к спасению из смертельного капкана. Ему показалось, что среди сотен и тысяч колокольчиков один зовёт его настойчивей других, жаждет прикосновения, молит о том, чтобы им воспользовались и каким-то наитием, особым чутьём мальчик понял, вспомнил новое имя:
– Инь…
Родившийся звон, нежный и мелодичный, прокатился над долиной, и миркулы замерли, прекращая попытки взломать силовое поле крепости. В ушах Эвазара выл и стонал ветер, гулким набатом стучало сердце и он не услышал последнего имени, хотя его губы произнесли нужное слово.
Последняя нота затихла, растворившись в морозном воздухе и над полем воцарилась тишина. Не было слышно щёлкающих и свистящих команд, замерли простые солдаты-богомолы, воздев свои страшные клешни к сумеречным небесам. Тишина тоже обладала своим звуком, гудящей, напряжённой струной она вибрировала, и с каждой секундой раскалённые лезвия боли вспарывали саму сущность Эвазара, когда он, наконец, опустил руки, освобождая свою силу.
Слитным шелестом миркулы сопровождали своё падение на обледенелый плац перед крепостью. Безжизненными куклами, лишёнными души пустыми доспехами падали они, телами своими покрывая долину. Все до единого мертвы, убиты тремя словами ребёнка, стоявшего на стене, и хрупким звоном колокольчиков. Одно крыло Эвазара стало стремительно темнеть, чёрные перья, бесшумно кружа, падали к его ногам. Он был похож на ангела, осквернившего свои крылья.
Эвазар Вэйлд Барр Амадо в последний раз взглянул на дело рук своих и тяжело вздохнул. Изо рта, ушей и носа его хлынула тёмная кровь. Отец подхватил на руки, позвал, прижал к груди, но Эвазар уже не чувствовал этого тепла, не слышал страха и отчаяния, звучавших в любимом голосе. Жизнь его уходила во тьму, разменянная на тысячи других. Неужели именно этого хотел от него отец? Чтобы его сын умер, выкупив тем самым время для подданных Империи?
Позже он узнал, что любая призванная сила имеет свойство возвращаться к отправителю. Эвазар по неопытности и незнанию высвободил слишком много силы, вложив её в Покров и Атрибуты, и могучим откатом его едва не убила собственная мощь, навсегда лишив здоровья и физической силы. Долгое время врачи считали, что наследник больше никогда оправится от этого удара и только невозможными усилиями отца и лучших целителей из Лиги Одарённых, Эвазар вновь встал на ноги.
Но он никогда не станет прежним. – Этот приговор вынесли ему врачи единогласно. Сердце мальчика после призвания Покрова сделалось настолько слабым и изношенным, будто принадлежало старику. Любое волнение, любой стресс могли спровоцировать приступ. И его оставили, наконец, в покое. Созерцая смену ночи и дня, длинными тенями прокладывающими свой путь по стерильной палате, мальчик медленно умирал от одиночества. Отец заходил к нему всё реже, словно отдаляясь от Зэра, и всё чаще от тёмного кителя Императора пахло женскими духами – сладкими, приторными, от которых становилось так горько на душе! Их разговоры протекали тихо и спокойно, и голос папы по-прежнему был ласков, а тон – заботлив, но Эвазару становилось всё труднее от осознания того, что он больше не нужен. Как заброшенная жестоким ребёнком сломавшаяся игрушка, мальчик провожал глазами выходящего из его палаты Императора, не зная, случится ли их следующая встреча. Он любил отца, потому что больше у него никого не было, однако делать это становилось всё труднее. Эвазар очень боялся проснуться однажды и понять, что он ничего не чувствует. Ни холода, ни боли, ни жажды… ни любви.