Игры с Вечностью
Шрифт:
Может, и правы те, кто говорит, что слеза закоренелого, но раскаявшегося грешника для Всевышнего дороже слез сотни праведников? Как бы то ни было, но пелену туч разрезал лучик, который скользнул от окна вглубь комнаты и остановился под ногами Валентина. Тот удивленно посмотрел на необычное для царящей за окном погоды явление, и нерешительно подставил ладони под луч, будто собираясь зачерпнуть воды из ручья. Тепло луча согрело руки и разлилось по телу. Душа успокоилась, из сердца ушла тяжесть, и исчез страх, уступив место смирению перед судьбой и непреклонной воле в
Первым порывом было сразу кинуться к Воскресному, но Валентин сел, задумавшись. Резко нельзя, вызовет подозрения. Неспешный отъезд будет лучше всего. А что? Он едет в гости к другу, чтобы попутно разузнать кое-какие сведения. Подобный ход ни у Белова, ни у его людей, подозрений не вызовет. Несмотря на предчувствия, Саргассов решил позаботиться и о себе. А что если прокатит, и он останется в живых? Тогда путь один - за кордон. Возьмет билет на ближайшее время до любой Европейской столицы, а потом в Испанию или Аргентину. Испанский он знает...
– Usted habla espaсol?
– Si seсor.... A buenas!
– Ответил он сам себе, улыбнувшись.
На крайний случай пригодится и довольно беглый английский. Все сбережения на иностранных счетах, их хватит надолго, по крайней мере, в этой жизни истратить все деньги Валентин не успеет, как бы не старался. С собой он возьмет только кредитные карты, документы и немного наличности, сколько поместится в его пальто. С кейсом или сумкой выходить нельзя, наружка не дремлет. Как же он потом сможет добраться до аэропорта? Ладно, там видно будет. Может, Анатолий поможет? Сейчас главное спасти друга.
Валентин собрал все необходимое, оделся, и, перекрестившись перед ликом Спасителя, покинул дом. Телефон он оставил на столе, входную дверь не запирал. А зачем? В любом случае он сюда уже никогда не вернется, а добро, быть может, пригодится какому-нибудь бедолаге. Перед Валентином две дороги - либо в Аргентину, либо в могилу. Что-то из этого списка, смотря, как повезет. Выгнав из гаража машину, и закрыв пультом створки ворот, он боковым зрением заметил движение. От соседнего участка отпарковывался наглухо тонированный черный минивен.
– Наружка.
– Сказал он сам себе.
– Как знал!
Он сел за руль и неспешно тронулся, размышляя о навсегда потерянной молодости. Наружка пристроилась сзади, ненавязчиво преследуя его Мерседес.
– И все идет по плану...
– промурчал Саргассов, вспомнив мелодию какой-то песни.
Валентин закурил. Ему сорок пять, он обеспечен и ценим женщинами. Да только где оно, счастье? Он отдал бы все, что имеет хотя бы за год жизни двадцатилетним пацаном.... За то счастье без гроша в кармане, за верных друзей, за ночные костры на природе и за искренность чувств еще не испорченного фальшью сердца.
– Где же это все?
– Он смахнул с лица набежавшие слезы.
Девушка за рулем Тойоты, стоявшая слева от него на перекрестке, заметила этот жест и с удивлением покосилась на Валентина. Тот посмотрел на девушку в ответ, и грустно улыбнулся, подмигнув. Да, малышка, даже сухари способны на слезы, если жизнь допечет.... И детей у него нет. А как бы хотелось с гордостью взглянуть в глаза взрослому сыну, или нежно приобнять дочь! Это одному лишь Богу известно. Сколько же он потерял в жизни.... К чему деньги, если некому их оставить? Зачем нужно богатство, если оно не обеспечит кому-нибудь счастье, не даст легкость в преодолении жизненного пути? Если Саргассов выживет, то в Аргентине у него непременно будет семья. Девять или десять детей. Непременно. А что, он еще не стар. Сорок пять для мужчины - это не сорок пять для женщины, как ни крути. Все впереди, главное вырваться из этого замкнутого круга.
Двери Валентину открыл сам Анатолий Борисович, радостный, что друг сдержал обещание и приехал на обед. Хозяин дома восторженно раскинул руки и обнял друга. Саргассов тоже обнял Воскресного, но без улыбки. Он это сделал не от радости встречи, а лишь потому, что наружка могла наблюдать за его действиями, и любое отступление от общепринятых норм могло вызвать подозрения. Они перешагнули порог, и Валентин отстранился от друга, направившись к креслам в холле. Жестом он показал на кресло напротив, и Анатолий Борисович сел, внимательно наблюдая за другом.
– Что-то случилось?
– Голос Воскресного был взволнован.
– Случилось, брат. Случилось. Аня дома?
– Нет, скоро приедет.
– Это хорошо. Поговорим без свидетелей.
– Валентин потер переносицу.
– Что у тебя произошло?
– Скурвился я, брат.
– Валентину не хотелось тянуть с ответом, и он решил рубить концы сходу.
– Прости, если сможешь...
– Ты о чем?
– Анатолий Борисович удивленно посмотрел на товарища.
– Я тебя предал, подставил... Только выслушай, не перебивай меня. Тебе знакома фамилия Белов?
– Да.
– Он давно копает под тебя, и пришел ко мне за помощью. И посулами, и угрозами, но он заставил меня собрать для него кое-какие сведения.... Я подставил тебя.
– Зачем?!..
– Голос Воскресного стал горек.
– Зачем, Валёк?
– Зависть, Толя. Простая зависть... Ты же во всем лучше меня.
Первым движением Воскресного было схватиться за нож, и всадить его по самую рукоятку в грудь бывшего товарища. Он резко поднялся на ноги, и, взяв лежащий на журнальном столике нож для бумаг, швырнул его в стену, от греха подальше. Для того чтобы смирить гнев и навести порядок в голове, Анатолию понадобилось не более двух минут, в течение которых он наматывал по комнате круги. Потом он сел, внимательно глядя на Валентина.
– Я догадывался... Когда ты начал лезть в мои дела, я стал осторожен и сливал тебе дезинформацию. Твоя бывшая жена в этом замешана, не так ли?
– Да...
– Я был прав. Те документы, что проходили через нее, - это левые счета, цифры вкладов и данные. Они только для аромата были приправлены чем-то настоящим, чтобы казаться ценными, и я в этом не прогадал.
– У тебя всегда было редкостное чутье!
– Валентин в восхищении вознес к небу руки.
– Я искренне рад, что это так.