Их [колючая] роза
Шрифт:
Прикрываю глаза и теряюсь в темноте.
Надеюсь, я смогу найти из неё выход.
Глава 24
Мой сон странный, но тёплый.
Однако в душе ощущаю неприятный привкус горечи. И этот диссонанс мешает наслаждаться прекрасным чувством умиротворения. Где-то на подсознательном уровне понимаю, что не всё так беспечно, как кажется. Что стоит открыть глаза и мираж развеется, оставляя всего лишь лёгкий шлейф блаженства.
Я на море. Подставляю палящему солнцу лицо. Лёгкий бриз обдувает кожу. Я даже слышу крик чаек. Ощущение,
А потом приходит печальное осознание, что на море я ещё ни разу в своей жизни не была и эти ощущения словно не мои. Я будто вижу сон другого человека, который бывал на берегу внушительной, синей глади. Знает, какого это, погружаться пальцами в горячий, нагретый на солнце пляжный песок и вдыхать солоноватый, свежий воздух, блуждающий на поверхности воды.
Кто-то окликает меня, и я оборачиваюсь с чувством полнейшего счастья, разрывающим меня на части. Пытаюсь разглядеть позвавшего, но ослеплённая солнцем, вижу только большие, яркие круги перед глазами. Несколько раз моргаю. Открываю глаза и вижу плотно зашторенную занавеску. В комнате тускло горит ночник, а это значит, что утро ещё не наступило. Или я проспала сутки? Как бы там на было, а я далека от моря и пляжа. Я всё в том же городе. С теми же мрачными и опасными закоулками, из-за которых и оказалась…. Где на этот раз?
Я вновь лежу на мягкой кровати и мне не хочется шевелиться. Даже перевернуться не возникает желания. Всё ещё ловлю отголоски сна, но кадры минувшего вечера постепенно пробираются в сознание, заставляя морщиться и сетовать на столь ужасную судьбу.
Последнее, что приходит в голову, так это воспоминание о Юльке и я со стоном, утыкаюсь в ароматную подушку.
Как я могла оставить её одну? Бросить на растерзание волкам? Она поступила отвратительно, но ведь….
Чья-то рука ложится мне на бедро, и я застываю. Боюсь шевельнуться, надеясь, что человек, позволивший себе такую вольность, подумает, что я всё ещё сплю.
Однако ладонь не двигается. Осмеливаюсь косо взглянуть, и вижу большую лапищу с перстнями. Снова взгляд зависает на черепе с топазами. Мои глаза следуют дальше по огромной руке, и я чуть оборачиваюсь.
«Водитель» спит на второй половине огромной кровати, слава богу, не раздевшись и поверх одеяла. Словно караулит меня и в любую секунду готов открыть глаза. Он остался в майке, которая прикрывает мощный торс. Большие бугристые плечи, покрытые татуировками, внушают страх и трепет. Рисунки доходят до широкой шеи, спускаются на накаченную грудь, а дальше обзор перекрывает чёрная ткань. Смуглая кожа гладкая, немного даже блестит под светом лампы, включённой с его стороны кровати. Это он от природы такой или они бывают на море?
Какой дебильный вопрос!
Перевожу взгляд на лицо с квадратной челюстью и на какое-то время засматриваюсь.
Спокойный, расслабленный. И совсем не жуткий. Страха нет, пока разглядываю его аккуратные, ровные черты. Скулы высокие, щёки впалые. Брови чуть темнее, чем волосы, но как будто выгоревшие на солнце. А вот ресницы почти чёрные.
Они похожи, но
Прикрываю рот ладонью, чтобы не заскрипеть в голос.
Боже, я целовалась со всеми тремя! За один только вечер! И это, если не вспоминать эпизод в тачке!
Какой кошмар! Я определённо пошатнулась здравым умом!
Медленно убираю с себя руку, но блондин ворочается и стискивает меня, плотно прижимая к себе спиной. Пытаюсь вырваться, осторожно отодвигаюсь. И тут раздаётся чуть заспанный голос в самое ухо.
— Не дёргайся.
— Отпусти. — Напряжённо выговариваю.
Близнец глубоко вдыхает, ещё сильнее зарываясь в шею.
— Не сейчас.
Я обреченно поджимаю губы, но стараюсь не делать резких движений.
— А когда?
Вопрос звучит двояко. Некоторое время мы лежим молча.
— Хочешь уйти? — глухо спрашивает.
Я открываю рот для ответа, но теряюсь.
Куда мне идти? В каком направлении двигаться теперь, когда всё утратила. А если судить по Юлиным словам, то ничего и не имела.
Как была пустым местом, так им и осталась.
Глава 25
Скупая слеза скатывается по виску на подушку. Я тихонько шмыгаю носом и чувствую, как меня обнимают ещё сильнее. От этого жеста плакать хочется ещё больше. Не люблю, когда проявляют заботу или жалость. Я превращаюсь в размазню. А сейчас, мне как никогда нужно быть выносливой. Сильной и готовой ко всему. Поэтому, чтобы отвлечься от скорбных ощущений, спрашиваю, чуть дрогнувшим голосом.
— Что она рассказала?
— Всё…. Как ты и хотела.
Закусываю губу и зажмуриваюсь. Он чувствует моё напряжение и поворачивает к себе лицом.
Его светло-голубые глаза приобрели тёмно-синий окрас. А может, так сыграл на роговице тусклый свет. Однако его немного суровый, внимательный взгляд заставляет всё внутри дрожать толи от предвкушения чего-то восхитительного, толи от предчувствия чего-то страшного.
— Почему не спрашиваешь? — проводит по волосам ладонью, убирая прилипшую к лицу прядь.
Смотрю на него, пытаясь совладать с оторопью. Если я сейчас взбрыкну — он снова разозлиться?
Но мне не хочется его отталкивать. Я устала. Хочется передышки, но прекрасно понимаю, что в ближайшее время о ней можно только мечтать. Эти несколько часов отключки не были спасением.
А ещё, приходит мысль в голову, что всю свою жизнь, я пытаюсь бороться в полном одиночестве.
Юлька и Кеша — это единственный мой счастливый случай, который обернулся для меня полным провалом. По итогу, я снова одна, только в ещё большей заднице.
В чужой стране. В чужом городе. Без подруги и, мало мальского, товарища в лице патлатого. Без определённого будущего, потому что умудрилась вляпаться по самые уши в мутную историю.
— И что же… — наконец, подаю голос, неотрывно следя за его реакцией. — Вы с ней сделали?