Илион. Город и страна троянцев. Том 2
Шрифт:
Вид с Ужек-Тепе, однако, здесь описан ни в коей мере не полностью; он простирается гораздо дальше собственно Троады. Древний поэт охватил всю картину, которая лежит перед глазами восхищенного зрителя. Начать с того, что к северу от долины мы видим длинную голубую полосу – Геллеспонт. Геллеспонту мы сейчас дивимся не менее, чем древние. Они видели в нем дорогу, которая ведет к неведомым землям темного Севера. Он уводил путешественника к киммерийцам и гипербореям: все эти племена были окутаны туманом легенды. В наших глазах Геллеспонт – это просто выход к морю для вод, которые несет огромное количество рек. Дунай и Прут, Днестр и Днепр, Дон и Кубань – все несут свои воды через Геллеспонт в Средиземное море. Говоря точнее, он не просто пролив между двумя морями, но огромная река, которая уносит осадки с огромного пространства земли. Германия и Австрия, Болгария и Румыния, Россия и Кавказ – все вносят свой вклад в этот поток; и взгляд зрителя находит свое удовольствие, прослеживая
Кто же, созерцая такой вид, не почувствует восторженного интереса? С древнейших времен Геллеспонт был не просто границей, но в гораздо большей степени связующей нитью между Азией и Европой. Здесь встречались враждующие армии двух континентов. То, что не получилось у персов, вышло у турок. Предприятие, в котором преуспел Александр, вновь попытались осуществить крестоносцы. Берега Дарданелл предоставляют самую легкую переправу из Европы в Азию или же из Азии в Европу. История научила нас, что азиатский поток в общем и целом оказывался сильнее. Вполне возможно, что даже наши собственные предки, арийские переселенцы, пришли в своем победоносном шествии в Европу именно через этот пролив задолго до того, как была написана «Илиада», и даже задолго до того, как начала записываться история человечества.
Такие мысли постоянно были у меня в уме, когда я обращал свой взор к той небольшой части Европы, которая была видна из нашей деревянной хижины на Гиссарлыке. Это была совсем небольшая часть, и, по правде говоря, я и не хотел бы, чтобы она была больше. Все, что мы видели, – это была южная часть Фракийского Херсонеса, невысокая возвышенность за Геллеспонтом, на южном конце которой древние авторы помещали могилу Протесилая. Вечером, когда я гасил лампу и снова выглядывал на улицу, единственным видимым знаком, связывавшим меня с Европой, был свет маяка на конце этого мыса, который сиял прямо в мое оконце. Но какой рой воспоминаний пробуждал его луч!
Когда утром я смотрел из того же самого окна, я видел, как далеко простирается темно-синее море со своими островами. На расстоянии, отделенный от Херсонеса широкой полосой моря, лежит скалистый Имброс, с его длинным зубчатым хребтом; и прямо за ним поднимается в небо вершина Самофракии. Как же величественно выглядит этот остров с Ужек-Тепе! То, чем является Ида на дальнем юго-востоке, то – Самофракия на дальнем юго-западе; первая – престол Зевса, самого могущественного из всех богов; вторая – второго после него по мощи – Посейдона.
Северянину, особенно если он живет там, где небо часто покрыто тучами, трудно понять, как религиозные представления южных народов так сильно соединились с атмосферными явлениями, или, говоря более мифологично, с явлениями Небес. Нужно видеть широкий горизонт и чистую голубизну троянского неба, чтобы оценить тот эффект, который здесь производит образование облаков. Подчас внезапно, когда море и земля, по всей видимости, лежат в покое, темная масса облаков собирается над вершиной Самофракии и, каждую минуту опускаясь все ниже и ниже, обволакивает один заостренный силуэт горы за другим, пока, наконец, не снисходит шторм и, исхлестав море своими порывами, не окутает тьмою и его, нам легче понять, как детская душа древнего человека видела присутствие самого морского бога в потаенных уголках облаков. И если далеко в юго-западном небе, в направлении Греции, над Эгейским морем появлялась одинокая тучка, постепенно поднимаясь и раскрываясь, подбираясь все ближе и ближе, и наконец касалась вершины Иды, чтобы разбухнуть там и висеть часами или даже днями, и если затем молния всю ночь напролет пробивалась из этой тяжелой тучи, когда весь лик Природы, казалось, был повергнут ниц от страха, кто не мог бы не думать о тех описаниях путешествий Громовержца и пребывания его на Иде, которые дает нам Поэт?
С высот Ужек-Тепе можно увидеть многие другие острова Эгейского моря, которые высоко вздымаются ясными скалистыми очертаниями. Совсем рядом, как раз напротив бухты Бесика лежит засаженный виноградом Тенедос, за которым спрятался ахейский флот, готовясь напасть на Илион. Далеко на юг – хотя только тогда, когда воздух совершенно чист, – мы можем видеть угловатые линии Лесбоса, или, как его называют в наше время, Митилены. Иногда туча поднимается далеко в море, направляется к Лесбосу и мысу Баба, древнему Лекту, и проходит от горы к горе, пока не добирается до Иды. Она идет как раз тем путем, которым шла Гера, когда она искала своего разгневанного супруга на Гаргаре и ей удалось там осуществить любовное примирение, которое изображено в одном из самых чарующих пассажей «Илиады».
Кто бы не почувствовал захватывающего очарования таких сцен? И кто не увидел бы, что великий поэт создал из них великолепную картину о жизни и деяниях олимпийских богов, которую он нарисовал перед нами? Я не буду здесь детально описывать все эти природные явления. Я даже воздержусь от того, чтобы нарисовать величественное зрелище, которое представляет собой подъем
Такие попытки, возможно, никогда не могли бы иметь места, если бы было известно, где именно располагался древний Илион. Однако даже во времена Деметрия из Скепсиса, уроженца Троады, который жил примерно за две сотни лет до начала христианской эры, нигде на долине уже не было видно никаких следов старого города. Уже в древние времена крушение множества царств оставило эту страну на отшибе; и прошли тысячи лет перед тем, как начался настоящий поиск настоящего местоположения города. С того момента, как начался этот поиск, едва ли хоть одна часть этой страны спаслась от гипотез ученых мужей. От залива Адрамиттий до мыса Лект они искали этот город то тут, то там. Местами, которые дольше всего занимали внимание ученых, оказались Александрия-Троада, где расположены обширные руины метрополии, основанной на Эгейском море Антигоном и, следовательно, послегомеровской, и Бунарбаши – жалкая турецкая деревушка на южном конце Троянской долины. Лишь пятьдесят лет назад Макларен первым осмелился указать на холм и крепость Гиссарлык как на место, где некогда стояла Троя. Другие, среди них и фон Экенбрехер, приняли его точку зрения. Первые подлинные раскопки провел здесь г-н Фрэнк Калверт. Эти раскопки, однако, ограничились поверхностью. И только на долю доктора Шлимана, приложившего усилия, которые едва ли когда-либо были потрачены частным лицом на подобную цель, пришлось обнажить, прорывшись на поразительную глубину, руины поселения немыслимой древности и таким образом сделать Гиссарлык предметом высочайшего интереса для всех образованных людей.
Решает ли это вопрос о местоположении древнего Илиона? Противники говорят – нет. И почему же? В то время как они проклинают Шлимана за то, что он воспринял «Илиаду» буквально, они думают, что для опровержения его взглядов достаточно того, что руины Гиссарлыка не соответствуют описаниям Гомера. Конечно же такого соответствия нет. Представление Гомера о священном Илионе весьма отличается от любого представления, которое мы можем сформировать на основании свидетельства этих руин.
Никто не сомневается в том, что Илион был разрушен за столетия до того, как была сочинена «Илиада». За сколько именно столетий – вопрос, в котором не согласны даже те, кто принимает сторону Гомера. Даже если речь идет об интервале не более двух или трех сотен лет, все же поэт не мог видеть самого Илиона. Следовательно, Илион в художественном произведении в любом случае сам должен быть вымыслом. Вполне возможно, что легенда сохранила множество топографических черт древнего города, однако не следует воображать, что она должна была сохранить детальное и подлинное описание города или крепости в том виде, в каком они существовали до разрушения. Несомненно, «трава» уже «выросла» между тем над руинами. Новые поселенцы построили на старом месте жилища, которые, возможно, сами уже давно лежали в руинах, когда поэт начал свой труд. Весьма неясно еще, видел ли он когда-нибудь своими глазами руины погибшего города. Несомненно, он видел место, где тот стоял, но сам город он видел только в видениях. Точно так же, как Зевс и Гера, Посейдон и Афина, Арес и Афродита были созданиями его фантазии, так же и сам город Илион был всего лишь «сном». Никто не будет ожидать того, что настоящие руины будут соответствовать всем вымыслам поэта; и если считать установленным то, что в уме у Гомера было много такого, что никогда и ни в каком случае не существовало на этом месте, то мы не можем не сделать вывод, что «Илиада» – отнюдь не исторический труд, но поэтический.
И тем не менее соответствие поэтического описания местным условиям не так уж несовершенно, как хотят изобразить. Положение Гиссарлыка в основном удовлетворяет всем требованиям гомеровской топографии. Из этого места, как и с Ужек-Тепе, там открывается вид на всю переднюю часть Троады. Когда мы стоим на вершине Гиссарлыка, перед нашими глазами простирается долина со всеми ее реками и ручьями, боковыми долинами, окружающими ее холмами, поясом вулканических гор, Геллеспонтом и Эгейским морем. Единственная разница в том, что здесь мы гораздо ближе к долине, и особенно к той ее части, которая лучше всего подходит для поля боя и которая, если мы не будем обращать внимание на современные, измененные русла рек, полностью отвечает топографии гомеровского поля боя. Легко различить отдельные объекты в этой долине, и вполне возможно, что Елена могла указать своему царственному свекру на отдельных вождей ахейцев. Это расстояние также достаточно хорошо просматривается для гомеровского пейзажа. Мы видим Фракийский Херсонес, и перед нами – Имброс и Самофракия. Далее слева лежит Тенедос, и прямо за ним на юго-востоке – снежная вершина Иды вздымается над ближайшей цепью холмов. На закате иногда в течение нескольких минут можно видеть далеко на западе даже пирамиду Афона.