Иллюзия бессмертия
Шрифт:
— И я тоже мечтала поскорее забеременеть, чтобы Сангус прекратил насиловать меня изо дня в день, ведь тех девушек, что ждали от него ребенка, он больше не трогал. А потом… Потом у Равэль Найтрис родилась дочь… Император Эйд убил и младенца, и мать прямо на родильном ложе. Ему не нужна была девочка, потому что одна у него уже была — Моргана, дочь, которую ему подарила его законная покойная жена.
И вот тогда я поняла, что мой кошмар не закончился, а только начинается. Одна за другой у Сангуса рождались девочки, и он убивал их вместе с матерями еще до
У кружевниц всегда рождались дочери — они наша надежда и наследие, хранительницы древних знаний, те, кто передадут наше умение следующим поколениям. И как только я почувствовала, что жду ребенка — отчаянно стала искать выход.
Мне нужны были материалы для плетения, а еще тот, кто мне бы их достал. У комнаты, в которой меня держали, всегда караулил кто-то из дриммов. Однажды я заметила, что у одного из них порван рукав на форменном сюртуке, и предложила зашить, если он, конечно, сможет достать мне иголку с ниткой.
Его звали Вирр…
То, что я просила, он принес мне вечером. И в тот же вечер я вышила на его одежде узор подчинения и преданности. На следующий день мужчина купил для меня на рынке материалы для амулетов, а потом стал готовить побег. Он спас мне жизнь. Когда Сангус отлучился на несколько дней из дворца, Вирр сбросил в пропасть с башни одетую в мой плащ и похожую на меня служанку, а всем сказал, что я во время вечерней прогулки сама спрыгнула вниз и покончила с собой. Опознать упавшую на камни с такой высоты девушку не представлялось возможным, и Вирру поверили.
До следующего вечера он прятал меня под полом в какой-то кладовой, а ночью мы надели сплетенные мною амулеты отвода глаз и выбрались через служебный выход в город.
Сейчас я с ужасом думаю, что с нами было бы, если бы наш план раскрыли… А тогда я просто хотела жить и безумно желала спасти свою еще нерожденную дочь.
Мы несколько месяцев прятались с Вирром в лесах, перемещались из одного поселения в другое, путали следы и меняли внешность. А потом он привел меня в этот дом. Здесь когда-то жил его дед. Дед умер, а дом остался…
Ивори перестала говорить. Наверное, потому что устала. Устала от воспоминаний и боли, которую они ей причиняли. Нечего было сказать и Урсуле. Старуха сухими безжизненными глазами смотрела в пол и, кажется, больше не горела желанием слышать продолжение истории.
Вайолет вытерла мокрое от слез лицо и, склонившись перед матерью Айта, взяла в свои ладони ее.
— Простите нас. Умоляю, простите…
Подняв на девушку изумленный взгляд, женщина сжала ее дрожащие пальцы и вдруг улыбнулась:
— Моя бабушка говорила, что прикосновение светлой Хранительницы похоже на небесную благодать. Уходят тревоги и боль, остается только чистое, ничем не замутненное чувство счастья. Сейчас понимаю, что она говорила истинную правду. Спасибо, детка. Спасибо, что пожалела меня. И я рада, что Айт тебя наконец нашел.
— Не держи на меня зла, — Урсула повернулась к Ивори вполоборота, и на лице первой одэйи читалось раскаяние. — Ты
— Каким бы чудовищем ни был отец Айта, мой сын не способен на подлость, — с явной обидой возразила Ивори. — Его вырастили и воспитали мы с Вирром.
— Он знает, кто его отец?
— Знает, — женщина погрустнела и бегло посмотрела через окно на улицу, туда, где сейчас находился ее сын. — Мне пришлось ему рассказать после смерти Скайли.
Под ребрами у Вайолет вдруг резко кольнуло и стало больно дышать.
— Скайли? — хрипло повторила за Ивори она.
— Она была невестой Айта, — тихо поведала женщина.
Комнату вновь наполнила гнетущая тишина, а потом Ивори заговорила:
— Я ведь была уверена, что у меня родится девочка, а когда вместо нее появился Айт, испугалась пуще прежнего. Мне казалось, что Сангус обязательно это почувствует и найдет нас, где бы мы ни прятались. Ведь он так хотел сына. Я шарахалась от каждого шороха и боялась собственной тени, но больше всего — того, что кто-то случайно может забрести в эту глушь, увидеть моего мальчика и понять, на кого он похож.
Видя мои метания, Вирр предложил мне назваться его женой, чтобы скрыть тайну рождения Айта. В тот день небесные покровители, наверное, решили, что с меня достаточно страданий. Потому что Вирр оказался очень хорошим и надежным мужчиной. И он любил меня. По-настоящему. Без всяких амулетов и заклинаний. И Айта любил. Родных детей так не любят.
Чтобы мы ни в чем не нуждались, Вирр подрабатывал лесным проводником и ловчим, а когда Айт подрос, стал брать его с собой. Тогда-то мой сын и встретил свою Скайли.
Милях в двадцати к югу отсюда в лесу живет племя триктов. Лесные люди поклоняются Ойлину — зеленому хранителю леса, и верят, что души их после смерти переселяются в деревья.
Трикты чисты сердцем, бескорыстны и щедры. Скайли была именно такой… Чистой, как вода в горных реках, яркой, как алеющая на ветру осенняя листва кленов…
Годы шли, детская дружба Айта и Скайли переросла в глубокую привязанность, а затем и в настоящее чувство. Они ждали, когда наступит рамхат, чтобы сыграть свадьбу, но…
Ивори запнулась, и по щеке женщины поползла прозрачная соленая капля.
— Это я виновата, — бессильно прошептала она, отчаянно борясь со слезами. — То, что Айт родился с невероятной по силе искрой инглии, было понятно сразу. Мои изделия в его руках превращались в мощнейшие артефакты. Неважно — играл он со связанной мною куклой или плетеным браслетом-погремушкой. В четыре года он взглядом мог потушить огонь и щелчком пальцев разжечь его до пожара. Я ругала его и запрещала пользоваться даром. Айт недоумевал, расстраивался и все спрашивал: "Почему?", а меня трясло от страха, что кто-нибудь увидит, как мальчик силен, и догадается, чей он сын. Я всю жизнь боялась, что Сангус найдет нас и заберет у меня моего Айта, а в итоге из-за этого чуть не потеряла своего сына.