Им помогали силы Тьмы
Шрифт:
Это схематическое изображение «Сефирота» в учении Каббалы представляло собой ромбоидальную диаграмму, соединяющую круги с надписями на древнееврейском. (В своей совокупности «Сефирот» образует тело совершенного существа первочеловека Адама Кадмона, сосредоточившего в себе потенции мирового бытия.)
Указывая на схему, Малаку произнес:
— Узрит же Ключ ко всякой Власти, от самого Начала и до последнего Конца, какова она Сейчас и будет какой Вечно. Символы в нижнем ряду означают «Царство» и «Основу», выше располагаются «Величие» и «Вечность», еще выше: «Сострадание», «Сила», «Милость», «Разумение», «Мудрость». И выше всех — «Венец». Сим я призываю сущности бестелесные пощадить брата нашего во плоти и даровать исцеление ему от всех недугов.
Купорович и швед, обменявшись смущенными взглядами, тихо вышли из комнаты, Малаку опустился пред Древом на колени и невнятно забормотал древнееврейские заклинания, Эрика тоже преклонила колени. Первой большой любовью в ее жизни был очаровательный молодой миллионер, очень одаренный и высокоинтеллектуальный еврей. И она научилась уважать те идеалы, в которые он веровал. Его забрали в концентрационный лагерь, и из любви к нему она впервые публично осудила фашизм, и обязательно разделила бы его судьбу, не окажись дочерью известного генерала из Баварии и хорошей знакомой Геринга, чье вмешательство и спасло ей жизнь.
На следующее утро, после заклинаний Малаку, Грегори явно стало легче, кризис прошел и дело пошло на поправку. Он больше не обливался потом, температура упала. На шестой день после операции хирург сказал, что он вполне удовлетворен состоянием пациента, и Грегори с горечью попрощался с ним и своим верным товарищем Купоровичем. В тот же вечер Хуррем отвезла русского и шведа в Гриммен.
Для сохранения приличий и ради безопасности Эрика вынуждена была проводить большую часть времени в компании Хуррем, но под предлогом послеобеденных прогулок она пробиралась в замок и по нескольку часов просиживала у постели Грегори.
Иногда они разговаривали о Хуррем и о ее пагубной страсти к вину. Она никак не могла избавиться от нее, а тут еще Герман Гауфф со своими ухаживаниями, проявляющий все большую настойчивость. По мнению Эрики, Хуррем, быть может, и вышла бы за него, если бы не отец. Взаимный интерес к фермерству в какой-то мере связывал Хуррем и Гауффа, создавал между ними взаимопонимание. Да и прямых доказательств того, что он убил свою жену, тоже не было. Да, конечно, он наци, и убежденный притом, но ведь покойный муж Хуррем тоже был не из последних нацистов, рассуждала Эрика.
Она была уверена в том, что даже если не брать в расчет ухаживания Гауффа, причина подавленности Хуррем лежала в ее отношениях с отцом. Он полностью доминировал в этом тандеме, но страшным было то, что он не сделал ни единой попытки, чтобы заставить ее бросить пить. Эрика была убеждена в том, что, несмотря на все добро, которое он делает Грегори, влияние этого человека на окружающих было зловещим и недобрым. Она пыталась — и безуспешно — скрывать, что ее неприязнь к этому человеку становилась час от часу все сильнее.
Инстинкт любящей женщины подсказывал ей, что Малаку — страшный человек. Поэтому она категорически была против ежедневных погружений Грегори в гипнотический транс при перевязках. К моменту приезда Эрики Грегори уже свободно беседовал с Малаку на расстоянии, и в англичанине проснулся азарт ученого-экспериментатора, ему было жалко бросать такое увлекательное занятие на полпути.
К середине ноября он уже сидел, а в конце ноября даже попытался встать. Малаку объяснил ему, что с 21 ноября по 20 декабря Земля входит в зону Зодиака Стрельца, который особенно благоприятен для врачевания ног и бедер.
Оправившись в достаточной степени после операции, Грегори при виде Эрики испытывал естественные и понятные желания, которые она, без сомнения, разделяла, но из-за ноги, которую нельзя было тревожить, им приходилось смирять себя и ограничиваться только поцелуями и невинными ласками. Но к 25 ноября изнывающий от любви Грегори взмолился в полный голос — терпеть уже не было никакой возможности.
Поначалу она слушать ничего не хотела о физической близости, но он день за днем упрашивал ее скинуть с себя платье медсестры и залезть к нему под одеяло.
Искушение было велико, но Эрика сопротивлялась, боясь, что неожиданно в спальню может войти Малаку и застать их врасплох. На что Грегори горячо заверял ее, что он настолько хорошо овладел телепатией, что вовремя почувствует о приближении опасности в лице чернокнижника.
Эрика развеселилась от этой мысли и, качая золотистой головкой, со смехом сказала:
— Нет, милый, ты меня не убедишь в том, что, когда ты будешь заниматься со мной любовью, ты еще одно временно будешь думать о чем-то постороннем и страшном, вроде твоего Малаку. Если уж наслаждаться жизнью — так в полной мере, без оглядки на всяких уродов, которые могут ворваться в самый неподходящий момент.
— Но как же нам это устроить? — всерьез задумался над проблемой англичанин. — Даже если тебе посчастливится выскользнуть из дома незамеченной, то сюда-то ты войти не можешь иначе как через единственную дверь, а она всегда на запоре. Попросить у Малаку ключ — значит выдать себя.
Она подхватила игру:
— Завтра у Малаку день его выездной клиники, он отправится в деревню, а я воспользуюсь этим, чтобы полазить по развалинам в поисках еще одного входа.
На следующий день, когда она пришла к нему, большие голубые глаза ее блестели от радостного возбуждения. Она не стала томить его и сразу выпалила:
— Я нашла еще один вход. За дверью твоей комнаты, прямо около лестницы есть еще одна дверь. Правда, там надо перелезать через обломки, но это не беда. В Баварии я любила лазить по горам. Дорогой, да ты только представь себе! Какое волнующее приключение! Жду не дождусь ночи, чтобы прийти к тебе.
Вечер для него тянулся невыносимо долго, и, когда он прикрутил фитиль лампы, стоявшей у кровати, в полумраке перед его мысленным взором сразу возникла Эрика.
Неудивительно, что как только она вышла из подросткового возраста, она очень скоро стала известна в свете как «красавица фон Эпп». И действительно с правом носила этот титул. У нее был идеальный овал лица, высокий гладкий лоб, над которым золотились волнистые волосы, большие смеющиеся голубые глаза, обрамленные густыми ресницами, прямой нос и чувственный рот — ее лицо можно вполне было назвать произведением искусства. Проказница-природа наградила ее очаровательными ступнями, тонкими щиколотками, стройными икрами, тонкой талией. Ее гибкую фигурку украшала прелестная грудь.