Именем Анны
Шрифт:
Одним движением он сорвал с тыльной стороны ладони нагромождение из иглы и пластика, и легко спрыгнул с кровати. Босые ноги, почувствовав прохладу линолеума, сами собой направились к заветной двери, без которой не обходится ни одна уважающая себя больничная палата, если, конечно, вы оказались счастливым обладателем стандартного пакета синих. Да, ему не мешало освежиться, но гораздо более важной сейчас представлялась ему высокая вероятность обнаружения в ванной комнате нужного ему предмета.
Найденное над умывальником, настенное зеркало притянуло его к себе, вовлекло, проглотило и выплюнуло, но уже не собой, а совершенно новым, чужим человеком. Если
«Я стану! Стану твоей ведьмой! Вот увидишь! Ты же сам говорил, что ведьмы только к пятидесяти входят в силу!»
Да, это так. Пятьдесят лет для тёмного – это время силы. Анна вошла в него молодой, как настоящая ведьма. Надо сказать, неожиданно молодой для светлой. Видимо, не зря неустанно благодарила Алевтину за поддерживающие молодость эликсиры – у дружбы с тёмными есть свои плюсы.
Он выпрыгнул из воспоминаний и задумался. Время силы – это интересный феномен, не до конца изученный и иногда опасный. В случае с Лентом – определённо опасный. В пятьдесят он потерял Анну. И вот ему снова пятьдесят, спасибо смене силы, и он снова не уберёг женщину. Похоже, эта цифра поймала Лента в своих цепкие объятия, как кольцо перерождений ловит души.
Внимательно изучив отсутствие морщин у своих глаз, чётко очерченные губы и волевой подбородок, он провёл инспекцию ванной комнаты на наличие геля для душа и пены для бриться, удовлетворился найденным и через десять минут, не только помолодевшим, но и посвежевшим, очутился в палате лицом к лицу с полным человеком, белый халат которого в совокупности со стетоскопом на груди сигнализировал о его принадлежности к медицинской профессии. А вот и доктор!
Человек благодушно улыбался в бородку и поддерживал руками немаловажный в его профессии живот. Была у Лента одна знакомая врач, наотрез отказывающаяся подкрашивать раннюю седину: «Я и так молодо выгляжу, – говорила она, – без седины мне больные вообще верить перестанут». Репутационная фишка. Лент мог поспорить, что этому доктору ничего не стоило справиться с лишним весом.
– Голубчик! Рад вас видеть в добром здравии, – на чистейшем русском языке поприветствовал Лента врач-бородач: – Признаться, я был немало удивлён вашим появлением. Каретой, в силу специфики, редко поступают такие здоровые люди.
Само собой на халате доктора тоже поблёскивала синяя нить, но он избрал форму общения, доступную всем присутствующим. Вероятно, с оглядкой на молнии в Любочкиных глазах.
– Разве я не просила вас не мешать, доктор?!
– Да-да, душа моя, просили, «Лаврентий Петрович занят, вы не можете войти!»… Не сердитесь на даму, уважаемый Лаврентий Петрович, подступы к вашей двери она защищала самозабвенно.
Теперь Лент его вспомнил. Они встречались. Врач имел прямое отношение к осевшей во Франции волне белой эмиграции. Офицер медицинской службы, кажется. Вот только из какого он поколения? Возможно, что и из первого, значит, современник его отца.
– Благодарю за приют. Я созвонился с отцом, он ждёт меня к ужину.
Средоточие добродушия, доктор порозовел и всплеснул пухлыми ладошками: – Конечно-конечно, голубчик. Не смею задерживать. Нижайший поклон Петру Алексеевичу. Всегда ждём его у нас в Бюсси. Всегда! Так и передайте!
Доктор щёлкнул пальцами и самодовольно оглядел Лента с ног до головы, как если вы тот был произведением искусства, вышедшим из-под его руки, и,
– Обещаю всё объяснить или хотя бы попытаться, – сказал он и постарался улыбнуться как можно мягче: – Любочка… – и струсил. Друзьям очень неуютно врать, он всегда предпочитал обходиться недомолвками. Вот не стоило ей приезжать! Но раз уж приехала…
– Любочка, я хочу, чтобы вы как можно скорее навели справки о танцовщице кабаре «Лидо» по имени Мина. Гражданка Америки. Уроженка Филиппин, вернее, тамошней американской военной базы. Возраст двадцать - двадцать пять лет, но поиск, возможно, придётся расширить, датой рождения я не поинтересовался. Используйте только наши каналы, без привлечения… международных коллег, – для иллюстрации последних слов он красноречиво обвел рукой палату.
Любочка включилась в работу сразу, отметая все ненужные эмоции, в ряды которых попало и удивление его обновлённой внешностью. Он перечислил ещё несколько примет, также старательно ею записанных, и завершил инструктаж так: – А сейчас поезжайте в аэропорт и отправляйтесь в Москву. Первым классом. Мы с вами, Любочка, разбогатели, – и приложил к губам палец: все вопросы потом.
Любочка снова не подвела – собралась в считанные секунды, сухо кивнула и выпорхнула за дверь, а он уверенно проследовал к стенному шкафу, ни секунды не сомневаясь, что найдёт в нём всё необходимое, причём, нужного размера. Он не ошибся и, облачаясь в тёмно-синий деловой костюм, задумался наконец над вопросом, который должен был, в теории, волновать его больше прочих. Зачем понадобился чёрному визит в этот мир?
Такие визиты случались очень редко и кардинально отличались от обычных прорывов, инициируемых неразумной, одержимой жаждой тактильных ощущений нечистью. С теми всё было просто. Нащупав ослабевшие от заклинаний тонкие места мембраны, мелкие духи, назовём их так, вываливались в этот мир и подселялись к случайным прохожим. Животным и людям, неодарённым силой, такое соседство обещало медленное угасание от какой-нибудь неизлечимой болезни. Тёмные выгоняли «гостей» быстро, если не сами, то с помощью зелёных. А вот светлые, в большинстве своём ничего не подозревающие о происходящем, будучи неоправданно наивными по отношению к собственной силе, слыли за Чертой лакомым кусочком. Получив «подарочек», они несли свою ношу годами, списывая невзгоды на обычное невезение.
С высшими Демонами всё иначе. Пожалуй, Ленту стоило освежить свои скудные познания о визитах чёрных в мир живых. Если не о случаях, то хотя бы о мотивах. Списать на них мировые революции, войны и перевороты он не мог. Во всяком случае, в тех немалочисленных инцидентах, которые пришлись на его век, все разрушители устоявшихся порядков (или те, кто стоял у них за спиной) происходили, насколько он знал, из синих.
Галстук скользнул вокруг шеи, руки сами собой выкрутили виндзорский узел – удобно. Что ещё он может делать вот так, на автомате, не задумываясь и не обращая на это внимания? Он попробовал по старинке собрать силу в груди для удара и не смог. Значит, рукоделия Алевтины теперь в безопасности – никакого огня из пальцев ему больше не добыть. Оставались руны и заклинания, прочно засевшие в памяти, с ними он ещё успеет разобраться и, возможно, приручить. Плохо, что к акинаку больше не тянуло – он точно знал, что меч не ляжет в его ладонь продолжением руки.