Именем закона
Шрифт:
Рейлан кивнул:
— Кстати, миссис Ганз, вы действительно наняли человека, чтобы он занимался садовыми работами?
— Что-то происходит, — прошептала старушка, — и я думаю, что за всем этим стоит Виктория. Это еще одна с Ямайки.
— Я поговорю с ней, — пообещал Рейлан.
— Правда? Я буду вам очень признательна. — Глаза миссис Ганз светились надеждой. — Если она будет отпираться, скажите ей, что она чертова лживая негритянка.
Рейлан спросил Викторию насчет садовника, то ли
— Это она вам сказала?
— Садовник сказал.
— Я видела похожего человека, который приходил к ней на прошлой неделе, но сама с ним не разговаривала. Когда-то сюда действительно приходили люди, с которыми она рассчитывалась. Водопроводчик, еще один, который занимался кондиционером. Больше никто.
— Она когда-нибудь ездит домой?
— Раньше ездила, когда только поступила. Уезжала на несколько дней.
— Она утверждает, что какие-то парни украли ее фортепиано.
— Да, а еще нижнее белье и обувь. Она впадает в ярость, если ей не верят. Когда я к ней вхожу, она иногда пытается ударить меня палкой, обзывает такими словами, которые я не могу повторить. Понимаете, у нее никогда не было здесь никакого фортепиано. Розы? Она присылает их себе сама, две сотни долларов, постоянный заказ. Они должны писать на открытке: «С любовью от Уоррена».
— Как будто бы от мужа, — кивнул Рейлан. — Я так и думал.
— Не мужа, — возразила Виктория. — Речь идет о ее сыне, Чипе. Но в это так же трудно поверить, как и в то, что розы ей присылает покойный муж. Чип не потратил и десяти центов на свою мать. Вы знакомы с Чипом?
— Еще нет, — ответил Рейлан. — Расскажите мне о нем.
14
Уже стемнело, но они не зажигали в доме свет — нигде, кроме кабинета, в котором не было окон. Когда Бобби Део вошел в дом, он спросил Луиса:
— Ты видишь его?
Луис, сидевший на софе рядом с дробовиком, выпрямился:
— Он вернулся?
— По-тихому на этот раз, не включая фар.
— Черт, ничего не заметил, — огорчился Луис. — Даже когда изображение было во весь экран. Ни черта же нельзя увидеть ночью с этой паршивенькой камерой, даже при корректировке. Он выходил?
— Подходил к дому, заглядывал в окна. Все осмотрел. Пошел за дом, оглядел бассейн, гараж…
— Ты поставил туда свою машину.
— Да, и он ее увидел. Наверняка захочет узнать, почему она там оказалась ночью.
— Если он опять вернется, ты объяснишь ему, что ты сторож. — Луис задумался. — Да, этот пижон заглядывает в окна, видит, что мебель отсутствует, видит запущенный бассейн… Ты понимаешь, к чему я клоню? Пижон может подумать, что тут никто не живет.
— Да, но там моя машина.
— Господи, я только что сказал тебе, ты сторож. Следишь, чтобы никто посторонний не проник сюда. Спишь на кухне, а поэтому мог не слышать, как он появился. Я говорю это на случай, если он вернется. Тогда попросишь у него какое-нибудь удостоверение. Тебе же захочется узнать, с чего это он бродит вокруг ночью.
Бобби кивнул, как будто согласившись, а потом сказал:
— Я не уверен насчет этого парня. Не ищет ли он Гарри?
— Я и сам об этом думаю, — ответил Луис. — Чип задолжал Гарри, а Гарри находится здесь, наверху. И мы думаем: «О, он, наверное, ищет Гарри». Ты понимаешь, что я имею в виду? Но все, чего этот пижон хочет, — это поговорить с мистером Ганзом. Я прав? Может быть, он хочет продать что-нибудь, например алюминиевые сетки от насекомых, какую-то ерунду для дома.
— Для того и приходит ночью, — ухмыльнулся Бобби, — чтобы измерить окна.
— Я имею в виду, — возразил Луис, — нам неизвестно, что нужно этому пижону, помимо разговора с мистером Ганзом. Но теперь он увидел, что мистера Ганза нет здесь. Никого нет.
Бобби снова кивнул, но на этот раз спросил:
— Что это ты называешь его мистером?
— А тебе это мешает?
— Просто не понимаю, почему ты это делаешь. Ты не работаешь у него.
— Начнем сначала, — сказал Луис. — Он заходил в то казино во Фрипорте, в котором я недолгое время играл в очко. Однажды вечером он получил большую сумму, дал мне пятьсот долларов чаевых и нанял, чтобы я охранял его время от времени. Я там жил, понял, что значит быть афроамериканцем, но решил остаться. И просто потому, что я — это я, сечешь? Понимаешь, он тогда в основном ездил в Майами, играл по-крупному в покер с воротилами, а у некоторых из них были телохранители, так что он тоже захотел. Он неплохо играл в карты. Когда начинал проигрывать, его мать собирала его долговые расписки, спасая сыночка от разорения. Потом я уехал и ничего не слыхал о нем до тех пор, пока он не объявился снова. Начал названивать мне, спрашивать, как у меня дела. Я приехал к нему сюда. Тут все изменилось. Мамаши нет, мебель он потихоньку распродает и делится со мной идеями, как нам стать миллионерами.
— А сам при этом ничего не делает, — подытожил Бобби.
— Я говорил тебе, что он ни черта не умеет. Когда-то пытался подделывать бланки банковских долговых обязательств и получил условный срок. Во всем другом он — человек наивный.
— Но мы согласимся на любое его предложение.
— Примем его идею, да.
— Он сказал, чтобы Гарри посидел тут недельки две-три и никто с ним не разговаривал. И мы согласились и сидим здесь, смотрим телевизор.
— Ты уже говорил, что не хочешь ждать.