Императорские изгнанники
Шрифт:
Удовлетворенный тем, что их не заметят, Катон двинулся по бревенчатой поленнице к загону, Аполлоний последовал за ним. Когда они спрыгнули с дальнего конца, ребенок, которого он ранее заприметил рисующим в пыли, появился вдруг перед ними и остановился как вкопанный, как только увидел обоих римлян. Катон понял, что это девочка лет трех или четырех. Она смотрела на них, посасывая два средних пальца правой руки и почесывая кожу головы веткой в левой. Он застыл, не зная, что делать, и беспокоился, что любое быстрое движение может заставить девчушку запаниковать и убежать, предупреждая других об их присутствии. Аполлоний стал обходить его, сомкнув
– Какая ты красивая девочка, - улыбнулся он.
– Ты хочешь, чтобы я рассказал тебе историю? Просто подойди ближе.
– Нет, - твердо перебил Катон.
– Предоставь ее мне.
Он поманил ее, заставляя себя улыбнуться, указывая на палку.
– Ты любишь рисовать, не так ли? Я тоже. Дай мне твою палку, - он протянул руку.
Девчушка не двигалась и смотрела на них чистым взглядом маленького ребенка, который еще не подрос достаточно, чтобы бояться. Затем она небрежно протянула ему палку.
– Спасибо.
– Катон расчистил участок земли ладонью левой руки и нарисовал простую иллюстрацию собаки. Он посмотрел на нее.
– Ты видишь, что это?
Она подошла поближе и присела на корточки, чтобы взглянуть на изображение, затем радостно улыбнулась. Катон осторожно взял ее руку и вложил в нее веточку, указывая на гладкую почву рядом с рисунком.
– А теперь посмотри, сможешь ли ты справиться с таким же успехом. Продолжай, я уверен, ты сможешь, - уговаривал он ее.
– Посмотри, сколько ты сможешь нарисовать. Нарисуй и несколько маленьких. Щенков.
– Щенков, - нерешительно повторила она, затем улыбнулась и принялась за работу.
Катон прошел мимо нее, приподняв бровь, глядя на своего спутника, и выбрал солидное на вид бревно.
– Вот и все. Иногда стилус более эффективен, чем кинжал.
Аполлоний фыркнул.
– Я сомневаюсь, что это когда-нибудь станет аксиомой.
Они пригнулись и поспешили к задней части загона, и Катон поставил бревно, плотно вставив его в угол между двумя кольями. Он мог слышать стон из загона и шорохи по соломенной подстилке. Взобравшись на бревно, он протянул руку и ухватился за вершины кольев, держа ногу наготове, чтобы Аполлоний дал ему толчок. Недовольно фыркнув, агент наклонился и мощным рывком поднял Катона достаточно высоко, чтобы тот перебросил ногу через забор. Как можно тише Катон перебрался и откинулся назад, чтобы помочь агенту перебраться вслед за ним. Они оба спрыгнули на землю внутри.
На небольшом пространстве было шесть заложников. Четверо из них лежали неподвижно, один лежал на спине, с открытым ртом, глядя невидящим взглядом, пока мухи жужжали вокруг его лица. Другими, которые казались безжизненными, были еще двое мужчин и женщина постарше, одетые в лохмотья. Их окружали высохшие лужи рвоты и поноса, залитые прожилками крови. Воздух был густым, от самой отвратительной вони, с которой Катону когда-либо приходилось сталкиваться, и он и Аполлоний отпрянули, инстинктивно прижав руки ко рту. По ту сторону загона сидели еще двое заложников, худощавый мальчик, которого обнимала женщина, сидящая за ним. Они тоже были одеты в лохмотья, и их глаза открылись на звук спрыгнувших вниз злоумышленников. Женщина сглотнула и тихо прохрипела: - Катон…?
Если бы она не назвала его имя, Катон никогда бы не узнал ее. Он прошептал агенту: - Клянусь всеми богами, это Клавдия.
Он указал Аполлонию перейти к воротам и наблюдать, пока он обошел тела и присел на корточки перед Клавдией и мальчиком. Ее некогда прекрасные волосы и гладкая кожа были испещрены грязью и засохшей кровью из царапин и порезов на лице и коже черепа. Она сильно похудела, лицо ее было ужасно бледным, а в глазах пустота. То же самое и с исхудавшим мальчиком, который лежал в ее объятиях, его голова упала на плечо, и он тяжело дышал. Он издал болезненный крик и слабо задергался, пока Клавдия гладила его по волосам.
Она посмотрела на Катона.
– Он умирает. Как и эти люди и другие снаружи. Так много мертвых … Это моя вина …
– Ты больна?
– сказал Катон.
– Это чума?
Она кивнула и попыталась заговорить, но ее язык издал сухой щелкающий звук, превративший слова в бессвязное бормотание. Разочарованная, она подняла руку и указала за его спину. Катон обернулся и увидел бурдюк с водой, свисающий с железного крюка рядом с дверцей загона. Он подошел к нему, потянул за пробку и поднес мундштук к губам Клавдии. Она сделала несколько жадных глотков, струйка воды вырвалась из уголка ее рта.
– Так лучше.
– Она слабо улыбнулась.
– Это я принесла сюда эпидемию. После того, как я ухаживала за тобой. Все эти люди погибли из-за меня.
– Ее глаза увлажнились.
– Из-за меня.
– Это не твоя вина, - настаивал он.
– И они взяли тебя в заложники.
Она закрыла глаза и вздохнула, затем нахмурилась и протянула дрожащую руку к его лицу.
– Что случилось с твоим глазом?
– Я расскажу тебе позже, - настойчиво сказал Катон, поскольку теперь он услышал звуки сражения более отчетливо. Бой передвинулся ближе.
– Слушай. Мы здесь, чтобы спасти тебя. Мои люди пробиваются в долину. Они скоро дойдут до нас. Но разбойники могут попытаться использовать тебя, чтобы сбежать, или убить тебя. Мы должны их остановить. Я и Аполлоний.
– Он передал бурдюк ей в руки, погладил ее щеку и кивнул на мальчика.
– Позаботься о нем.
Он повернулся, вытащил кинжал и занял позицию напротив входа вместе с Аполлонием. Оба они ждали, внимательно прислушиваясь к нарастающим звукам криков и лязга оружия. Они слышали шаги, приближающиеся на бегу, женщины и дети, тревожно плачущие, и безошибочный звук подбитых калиг римских ауксиллариев несколько поодаль. Когда Аполлоний открыл было рот, чтобы крикнуть, Катон отчаянно покачал головой и прошипел: - Нет!
Но было уже поздно: сдавленный крик сорвался с губ агента. Он зарычал на себя за свою глупость и поднял кинжал, готовый к драке. Снаружи послышался быстрый обмен мнениями, затем звук приближающейся группы разбойников и раздался приказ открыть загон. Катон прижался к столбам и не двигался, на случай, если какое-нибудь движение выдаст его через щели в заборе. Зазвенела цепь, и мгновение спустя дверь, высотой не более полутора метров, распахнулась наружу.
– Убейте их, - приказал голос.
– Убить всех заложников.
Бандит, вооруженный копьем, пригнул голову и переступил порог. Аполлоний тут же вонзил свой кинжал между лопаток человека, и тот рухнул на колени, словно жертвенный вол, сшибленный мощным ударом молота. Катон выхватил копье из его рук и развернул его так, что острие теперь было обращено к открытому дверному проему. Он увидел пару фигур, присевших на корточки, чтобы увидеть, что случилось с их товарищем, и воткнул в них копье, чувствуя, как оно попало в цель, а затем вырвал его обратно, прежде чем какой-либо из разбойников успел схватить древко.