Империум. Туман с Альбиона
Шрифт:
И тут Мухин сделал глупость - направился к пещере. Суров кинулся вдогонку:
– Ваше благородие, куда? Зачем сами? Дайте мне! Убьёт ведь он вас! Как пить дать, убьёт, после атаки же, не остыл он... Вы ему хоть слово сперва скажите, пусть пообещает...
Дмитрий Сергеевич слышал разумные слова унтер-офицера, да и сам уже опомнился, сообразил: ходок сейчас поразит его, как ростовую мишень на стрельбище, с одного выстрела, и всё - взвод останется без командира. Но возвращаться? На глазах бойцов и ходока показать, что празднуешь труса? Это было бы ещё хуже.
И капитан Мухин продолжил
Умирать ой как не хотелось! Страх перекрыл слюну, высушил рот, мешал дышать, но честь офицера послужила надёжной опорой - он распрямился, зашагал, как на параде, чтобы выглядеть достойно, когда ходок полоснёт очередью:
"Дурак, дурак, дурак! Что же ты делаешь, Мухин? А деваться некуда, бойцы смотрят в спину... Значит, надо идти... Распрямись, Мухин, ты воин!"
Но страх не отступал, не отставал, напротив - с каждым шагом всё сильнее давил на плечи, сильнее, чем штанга с рекордным толчковым весом. И так он действовал на Дмитрия Сергеевича, что метания его мыслей сравнить было можно с переполохом в курятнике при визите лисы или хорька:
"Цугцванг! Назад - позор. Вперёд - смерть. И она всё ближе. Господи, только бы сразу, чтобы не мучиться! Стреляй, ходок, чего тянешь? Ну же, не тяни!"
Расстояние до пещеры сокращалось с каждым шагом, а ходок всё не стрелял.
"Мотаешь мне нервы? Ждёшь, что испугаюсь? А я дойду! Стреляй, хоть в упор! Как наказание мне... За глупость... И ничего со взводом не случится. Суров возьмёт командование..."
Испытание страхом не кончилось, но Мухин уже дошагал к месту побоища. Возле первого пограничника, с которого взрывом гранаты сорвало гимнастёрку, Дмитрий Сергеевич отбросил "белый флаг" и наклонился, проверяя состояние раненого. Тронул рукой за плечо - тот шевельнулся, застонал, повернулся на бок, поднял голову. Страдальческая гримаса на окровавленном лице, и шёпот:
– Ва... больно...
– Куда тебя, Крутов?
– едва справились с вопросом сухие губы и язык капитана. - Встать можешь?
Ответа не последовало - боец опять обмяк, потерял сознание. Капитан вдруг сообразил, что не взял с собой даже индивидуальный перевязочный пакет, и сквозь пелену страха пробилась первая здравая мысль - упрёк себе:
"Идиот! Чем я его перевяжу?"
Дмитрий Сергеевич огляделся, разыскивая гимнастёрку Крутова, в кармане которой должен лежать бинт, но рыться в разбросанных клочьях - только время терять. Тем более, что отозвался второй боец, иссечённый по спине мелкими осколками, отчего кровь на одежде запеклась сплошной коркой, словно панцирь:
– У меня нога подбита. А Сидорову шею порвало и грудь пробило, кровью харкает. Помрёт, если быстро не вынести.
Его бодрый доклад поразил капитана в самое сердце - за самим кровавый след тянется, длиной метров пять, всё, что смог проползти, а он о другом раненом заботится! И страх, гнетущий смертного по имени Дмитрий, отступил перед неотложными делами командира заставы, офицера Мухина:
– Эй, в пещере, - сорвавшимся голосом крикнул капитан в сторону пещеры, давя желание грязно выругаться, как уличные драчуны в дни его отрочества, - чего не стреляешь? Бей сейчас, чтоб не в спину, когда мы раненых заберём!
Ходок отозвался. В его глуховатом голосе, свойственном немногословным людям, Мухину послышалось - или показалось на фоне собственных переживаний?
– нотка сочувствия:
– Забирай. Подходят двое и без оружия, - продиктовал условия этот неистребимый человек, а потом дополнил странным требованием.
– Ну, а ты здесь посидишь, типа, заложником. Портупею отстегни, с кобурой, да. И положи подальше.
От этих слов большой СТРАХ быть убитым, который Дмитрий Сергеевич усиленно давил в себе, не то чтобы исчез, но утратил остроту, стал, скорее, разумным опасением. И капитана Мухина отпустило, вернулся командный рык:
– Санитар с помощником, сюда! Бегом!
Те ринулись на зов, один - держа сложенные носилки, а второй - неся перед собой большую сумку с красным крестом. Три десятка сажен они одолели вмиг, затем принялись перевязывать беспамятного Крутова и перхающего кровью Сидорова. Дмитрий Сергеевич оказался не у дел.
– Сядь, капитан, - донеслось из пещеры, - не мельтеши перед глазами.
Подходящего камня, куда можно присесть, рядом не оказалось, однако выбирать-то из чего? Осталось ладонью смахнуть колючую крошку и сесть на землю. Ногам и заду пришлось жестко, неудобно. Пока Мухин ёрзал, выбирая приемлемое положение, ему подумалось, что молчать, находясь тет-а-тет с ходоком, глупо. Этими словами он и возобновил разговор:
– Без экивоков, чтобы время не терять, предложу: сдавайтесь. Как вас зовут, кстати?
– Меня давно уже не зовут, никуда, - иным тоном, словно иронично, отозвался ходок.
– Сдаваться? Разбежался, ага.
– Поймите, так или иначе, но вы обречены. Зачем погибать?
– А зачем жить?
– Не понял?
– удивился Дмитрий Сергеевич, теперь уже безысходности слов.
– И вряд ли поймёшь. Смотрю, ты ещё капитан, - глухо прозвучало из пещеры.
– Когда до большой звезды дослужишься, всех понимать разучишься, кроме себя, любимого...
Логика рассуждений выглядела странной, однако перечить никакого резона не было. Слово за слово - это уже мирная беседа, а там, глядишь, ходок выговорится, помягчеет. Лучше на спорные утверждения отвечать добрым или, пусть, уклончивым словом, чем пулей на пулю. И капитан пожал плечами.
– Вижу, не веришь, что поменяешься. Ну, может, у вас скотов среди генералов и поменьше, чем у нас... Не о том речь. Я должен уйти и уйду.
– Это вряд ли. Мы вас отсюда не выпустим.
– Не кажи гоп, капитан. Из разных заварух выходил... Жизнь, порой, такой шанс подбростит, что...
Капитан искренне удивился такому оптимизму:
– Шанс? Где вы его увидели?
– Было раз... А, время покажет!
– Понимаю, вы надеетесь выбраться ночью, но...
– Давай не будем!
– оборвал Мухина невидимый собеседник, но после краткого молчания высказался с мечтательной или ностальгической ноткой в голосе.
– А шанс... Вот, представь, запрыгнул, это, я в БТР, хвать две цинки... А духи в него влепили... И взлетел я... Очнулся здесь, у аратов - два стойбища друг друга мочат, и я в секторе обстрела валяюсь, как хрен на блюде. Не подыхать же впустую? Ну, вписался за тех, возле которых лежал, потом у них же за вождя сошёл...