Империя, не ведавшая поражений
Шрифт:
— Стоять.
— Женщина? Кто ты?
Она вонзила острие меча на четверть дюйма ему в грудь.
— Здесь спрашиваю я. Ты будешь отвечать. — Он замолчал и отступил в коридор. Из дверей выглядывали маленькие дети. — Сколько шагунов в этом городе?
Он странно посмотрел на нее, не желая отвечать. Нариман кольнула его острием.
— Четверо! Но один три недели назад отправился в лагерь лесорубов и не вернулся. Ты сестра мальчика?
— Миср, давай быстрее!
Четверо шагунов. Но одного не было в городе,
— Ты не можешь забрать мальчика, женщина.
Она снова кольнула его.
— Слишком много разговариваешь. Миср!
— Он принадлежит Старейшинам.
Миср закончил одеваться и выжидающе посмотрел на нее.
Что дальше? Уйти тем же путем, каким она пришла сюда? Шагнув за спину пленника, она ударила его по голове рукоятью сабли, и он осел на пол. Миср широко раскрыл глаза. Нариман потащила его по коридору.
— Я уезжаю домой с мамой, — гордо заявил он другим детям.
Ее удивило, насколько он вырос. И вел он себя больше по-взрослому. Но на это сейчас не было времени.
— Давай сюда.
Перебросив его на площадку, она перепрыгнула сама и поспешила вместе с ним вниз.
Она достала из-под лестницы свои вещи. Все это время жена толстяка продолжала истошно выть.
— Заткнись!
Женщина, всхлипывая, попятилась за дверь.
Нариман выглянула на улицу. Там собирались люди.
— Миср, сюда! — Она отступила в подворотню. — Лошадь, — пробормотала она. — Где мне взять лошадь?
Она уже собиралась выйти из-под арки, когда послышался звук бегущих ног.
— Назад, Миср. Тихо. — Она присела.
Бегущий свернул под арку. Шагун! Он попытался остановиться, но Нариман вонзила клинок ему в грудь. Он пошатнулся. Она ударила еще раз. Это был тот самый шагун, который разминулся с ней раньше.
Она мрачно улыбнулась. Чем бы все ни закончилось, здесь ее надолго запомнят.
— Идем, Миср.
Справа от нее слышались крики. Она свернула влево, хотя предпочла бы пойти в другую сторону. Миср бежал рядом с ней. Она поискала в воспоминаниях из своих снов конюшню, но не нашла.
Неожиданно она едва не споткнулась, почувствовав, что у нее вновь появилась надежда.
Каркур хотел, чтобы она пошла на восток, где через горы вела дорога. Никто не мог предполагать, что она решит бежать в ту сторону. Если она доберется до побережья, можно будет пойти на север и снова пересечь горы у Себиль-эль-Селиба, где Повелители не имели власти.
Но дорога эта вела вокруг внушавшей ужас башни из ее снов. Кто знает, на что были способны Повелители? Если шагуны были не более чем тенями их самих, сколь ужасными они могли оказаться?
Несмотря на страх, она не останавливалась. Каркур еще ни разу ее не подводил.
И Каркур оказался прав. Это действительно был самый лучший путь. Она никого не видела, и никто не видел ее. Темная башня встретила ее с обескураживающим безразличием. Неужели ее и на самом деле не замечали, хотя она убила двоих шагунов?
— Идем, Миср. Да, идти тяжело, но надо. Иначе черные люди нас поймают.
Сосредоточенно наморщив лоб, он шагал рядом с ней. Когда они решили наконец сделать привал, солнце стояло уже высоко.
— Нариман! — Голос гремел по лесу, эхом отдаваясь в горах. — Нариман!
В нем чувствовалась неприкрытая злость, подобная той, что испытывала она сама, стремясь вернуть себе Мисра.
Это был он. Его не удалось обмануть.
Миср сильнее прильнул к ней.
— Не отдавай меня ему, мама.
— Не отдам, — пообещала она, высвобождаясь из его объятий. — Скоро вернусь.
— Не уходи, мама.
— Мне нужно. Сиди на месте. Вспомни, что случилось в прошлый раз, когда ты не сделал то, о чем я тебя просила.
Проклятье! Это было нечестно с ее стороны. Малыш мог подумать, что во всем виноват он сам. Сплюнув, она натянула тетиву, выбрала три хороших стрелы и проверила, что остальное ее оружие в порядке, после чего отправилась на охоту.
— Нариман! — Голос звучал ближе. Зачем вести себя так, будто он не может ее найти?
Конечно же — Каркур. Старый каменный идол не осмеливался трогать кого-либо в Джебале, не желая, чтобы в том видели его руку. Но он мог сбить своих врагов с толку.
Затрещали кусты. Нариман застыла неподвижно. Шагун был совсем близко. Она отступила в тень, наложив стрелу на тетиву.
— Нариман! — прогремел его голос. — Вот ведь проклятая баба, — проговорил он чуть тише. — Я ее шкуру на переплеты пущу.
Несмотря на злость, он прекрасно владел собой. К ненависти, которую ощущала к нему Нариман, добавился страх.
Она вспомнила, как он ехал через Вади-аль-Хамама, как насиловал ее, вспомнила тот день, когда он пришел за Мисром, и почувствовала слабость в коленях. Он был шагуном, и он с легкостью ее победил. Глупо было пытаться бросать ему вызов.
Кусты затрещали совсем рядом. Она увидела за деревьями что-то белое — его коня. Это был он, шагун, и он направлялся прямо к ней.
Черный всадник. Кошмарный любовник. Отец Мисра. Она представила себе Моуфика и Аль-Джахеза.
— Получи! — выдохнула она. — За то, что ты сделал с моим отцом.
Она натянула тетиву, и рядом хрустнула ветка. Конь поднял голову, прядая ушами. Стрела вонзилась в его горло, вместо того чтобы ударить в сердце шагуна.
Конь заржал и поднялся на дыбы, молотя копытами воздух. Всадник опрокинулся назад. Нариман услышала его судорожный вздох, когда он ударился о землю.
Вскочив, она выпустила еще одну стрелу. Стрела пронзила его джеллабу, на секунду пригвоздив к земле. В эту секунду Нариман выпустила последнюю стрелу.