Империя, не ведавшая поражений
Шрифт:
— Как пожелаешь. Не навлеки позор или горе на своего отца, девочка. — Он посмотрел ей в глаза. — Горе или позор своими собственными поступками. В том, что сделал с тобой шагун, нет твоей вины. Они словно буря в пустыне. Пока они не пройдут мимо, перед ними можно лишь склонить голову. Иди. Жрецы благословят твой путь.
Они уже ждали, в прекрасных церемониальных одеждах. Глаза Аль-Джахеза блеснули.
— Видишь? Даже старый капитан начинает тебя понимать.
— Возможно. — Она подумала о том, не слишком ли она предсказуема.
Церемония была важнее не столько для нее, сколько
— Что ж, — сказал Аль-Джахез. — Еще одно, и я тебя больше не стану задерживать. Гамель, шкатулку.
Жрец принес шкатулку из сандалового дерева. Аль-Джахез открыл ее. Внутри, на белом шелке, лежал кулон — маленький бледно-зеленый камень, похожий на многие из тех, что она видела на земле.
— Пожалуй, это достаточный дар, чтобы отплатить тебе, Моуфик, — сказал Аль-Джахез и обратился к Нариман: — Девочка, Ученик учит, что даже уступка колдовству есть грех, но приходится быть практичным. У самого Ученика есть советники-шагуны. Этот камень — амулет. Он предупредит тебя, если ты окажешься рядом с тем, кто обладает Силой. На расстоянии в милю он начнет становиться холоднее, а когда окажешься совсем близко, засветится зеленым. Это лучшее оружие, которое я могу тебе дать.
Нариман пыталась унять дрожь, но ей это не удалось. Расплакавшись, она обняла капитана. Он настолько удивился, что отскочил назад, но выражение его лица сказало ей все.
— Ступай с Господом, Лисичка. И с Каркуром, если тебе так приятнее.
— Спасибо, — ответила она. — За все. Особенно за то, что ты друг отца.
Аль-Джахез усмехнулся:
— Ах, девочка, кто мы без друзей? Всего лишь катящиеся по песку отрубленные головы.
Нариман оглянулась незадолго до того, как крепость Аль-Джахеза скрылась из виду. «Это уже вчерашний день, — подумала она и посмотрела на юг, в сторону обширного песчаного моря. — А там — завтрашний. Восемьсот миль». Натянув поводья, она коснулась амулета на груди, оружия, сумки, которую Моуфик наполнил военными трофеями, думая, что она не видит. Он сделал все возможное, чтобы ее отговорить, и все возможное, чтобы ей помочь.
Она еще раз оглянулась, подумав о том, не пошлют ли ей вслед телохранителей, руководствуясь своими понятиями о сильном и слабом поле.
— Вперед, Верная, — сказала она своей кобыле. Крепость скрылась за горизонтом, и сердце Нариман дрогнуло. Она осталась одна, словно катящаяся по песку отрубленная голова, — и всадник мало чем мог помочь ей.
Нариман представила его себе таким, каким он был в тот день, когда забрал Мисра. Она вновь ощутила влажное тепло в чреслах, но уже не столь сильно, как раньше. Ненависть начинала гасить огонь страсти.
Она жалела, что женщина неспособна сделать с мужчиной то же самое, что он сделал с ней.
Дикая местность, об опасностях которой ее предупреждали, не прощала ошибок, и ее обитатели были ей под стать. Нариман дважды встречались мужчины, которые сочли ее подарком небес. В первый раз ей удалось от них убежать. Во второй раз ее загнали в угол, и пришлось сражаться. К ее удивлению, из этой схватки она вышла победительницей.
Хотя она постоянно убеждала себя, что ничем не хуже любого мужчины, в душе она никогда в это не верила. Неужели мудрость веков могла ошибаться? Но дальше она ехала, уже чувствуя себя намного более зрелой и уверенной в себе.
Огромная пустыня оказалась куда обширнее и жарче, чем она помнила. Вокруг не было ни души, ни деревца.
— Отрубленной голове придется катиться дальше без тела. — Она часто выражала свои мысли вслух. Кто мог ее услышать?
У нее не оставалось иного выхода, кроме как направиться в Вади-эль-Куф. Местных жителей потряс вид женщины в мужской одежде, обвешанной оружием и изъяснявшейся столь же грубо, как любой бродячий воин. Даже шлюхи смотрели на нее разинув рты. Никто не знал, как к ней относиться. Она купила воды, задала несколько вопросов и поехала дальше, прежде чем они успели прийти в себя.
Кто-то пытался ее преследовать, но единственная стрела заставила его отказаться от своих намерений.
Она ехала по пустыне в сопровождении песчаных дьяволов. В племени аль-Мубурак верили, что песчаные дьяволы — танцующие ифриты. Она пыталась их звать, но они не отвечали. Несколько дней спустя у нее начали возникать странные мысли, что они — шпионы Повелителя. Она смеялась над ними и дразнила их, но они не обращали на нее никакого внимания.
В конце концов она проверила амулет, но он не только не светился, но и не был холодным.
— Вот тебе и старые сказки…
Выехав из пустыни, она остановилась в оазисе, где уже была во время путешествия на север. Там, как и в Вади-эль-Куфе, она спросила о мужчине в черном, путешествующем вместе с ребенком. Но и здесь никто не видел подобного путника.
— Конечно, — пробормотала она. — Возможно, они говорят правду. Но он — человек и должен был остановиться в Вади-эль-Куфе.
Но ему вовсе незачем было выглядеть как шагун из Джебала, не так ли?
Неважно. Она знала его цель.
Прошло две недели. Она въехала в Вади-аль-Хамама.
Племени аль-Мубурак там не было — в это время года они ушли дальше на запад, преследуя диких верблюдов в надежде присоединить их к своему стаду.
Она разбила лагерь на обычном месте, а когда наступила ночь, отправилась к Каркуру.
После надлежащих приветствий и ритуалов она рассказала свою историю, на случай, если Моуфик ошибался, утверждая, что Каркур может следовать за человеком из аль-Мубурака куда угодно. Каркур молча слушал ее, и отблески костра отбрасывали тени на его уродливое лицо.
— Отец говорит, что ты не столь велик, как я думала, — сказала она. — Что есть другие, более могущественные, и потому иногда ты не осмеливаешься помочь. Но если можешь — помоги мне сделать то, что я должна сделать.
Она уставилась на изображение божества. Изображение смотрело на нее. Огонь погас. Взошла луна, заполнив Круг движущимися тенями.
— Каркур, есть один человек по имени Аль-Джахез. Он следует учению Ученика, но он хороший человек. Ты можешь его вознаградить? Можешь сказать отцу, что я невредимой добралась сюда?