Империя огня. Амнезия в подарок

Грин Агата

— И ты себя считаешь таковым? — издевательски плюнул Верник.

Я обмерла, когда Гелл тоже подошел к столу; его красивые ботинки с серебряными пряжками-язычками пламени оказались совсем рядом со мной.

— У вас есть предположения, кто станет следующей жертвой? — спросил Брадо.

— Да, есть. Вы.

— Как ты смеешь угрожать владетелю?! — гавкнул возмущенный Верник, но, видимо, хозяин жестом велел ему придержать ему язык, так что дальше от него можно было слышать только сердитое сопение.

— Я, значит, — невозмутимо промолвил Гелл, и усмехнулся. — С чего такая честь?

—

Выделяетесь, эньор, выделяетесь. Много работаете, слово держите, в кутежах и шашнях с девицами легкого поведения не замечены. Говорят, вы даже к вину равнодушны… По мне, так одно это уже подозрительно, но народ считает вас последним настоящим пладом империи, высокоморальным человеком.

— Это только ваши догадки или вы располагаете более весомой информацией? — спросил Гелл.

— Всего лишь мое скромное мнение. Вас уберут рано или поздно, потому что с вами Тоглуана стабильна, подданные вами довольны. Чистокровникам же нужно, чтобы в умах людей укоренилась мысль, что плады – зарвавшиеся тупые... скоты. — (Уверена, Блейн не просто так паузу сделал, и не просто так использовал слово, которым я назвала его). — Они не будут делать всю грязную работу сами, нет. Они просто подтолкнут людей к действиям. Мои люди вышли на след моего неудавшегося убийцы, но вот незадача – мне приходится рыскать по вашим землям, и ваши подданные этим фактом недовольны и всячески нам мешают.

— Чем вы удивлены? — сухо спросил Гелл. — Как еще местные жители могут относиться к вам после того, как ваши люди ворвались в храм Великого Дракона, словно разбойничья шайка, и угрозами заставили невесту драконову спасти вас? Скажите спасибо, что люди не взялись за вилы и не убили вас к радости чистокровников.

— Эньор Гелл, — снисходительно проговорил Блейн, — я понимаю, что вам сложно в это поверить, но я для империи тоже довольно ценный человек. Мне нужен доступ в Дреафрад в самое ближайшее время, и мне нужно ваше разрешение.

Настала долгая выразительная пауза, во время которой я слышала только свое сердце, бьющееся в груди, как паникующий воробушек, застрявший в ловушке, да неодобрительное дыхание Верника, которого мне выбрали в женихи.

— Я вас услышал, Блейн, — сказал Гелл. — Хотите в Дреафрад? Вы туда попадете. Но только вместе со мной. Я хочу знать, на кого и как вы ведете охоту.

— Отлично, меня устраивает. Будете готовы выехать завтра утром?

— Да.

Мужчины начали уточнять детали предстоящей поездки и дела, а мне оставалось только слушать их, смотреть на их обувь да ждать, когда же Блейн обо мне расскажет.

—…Кстати, — добавил он, когда обо всем уже было условлено, — ходят слухи, что вы уже не такой высокоморальный, как прежде. Говорят, завели любовницу, красотку черноволосую.

«Вот и все», — подумала я.

— Вам какое дело? — совершенно спокойно спросил Брадо.

— Да никакого, собственно. Просто вы теперь в моих глазах не такой уж пропащий.

Гелл на это никак не отреагировал, и мужчины, все трое, вышли из комнаты.

Только когда плита закрыла проход, я позволила себе пошевелиться, а потом из меня от стресса та-а-ак пыхнуло! Только этот огонь уже не был цветным.

Выждав

какое-то время, я вышла из тайной комнаты, предварительно облазив ее в поисках чего-то полезного. Так, я нашла карту Тоглуаны; маленькую книжку, отпечатанную в Ригларке, в которой были представлены в рисунках базовые и углубленные приемы великого искусства; чернила да немного бумаги. Было большое искушение стащить карту и книжку, но я сдержалась – мало ли, заметят. Думать над тем, как запустить механизм, отодвигающий плиту, мне не пришлось – как только я подошла к ней, все само заработало и выпустило меня в ход.

Я посмотрела влево, посмотрела вправо, поглядела на плиту, тотчас вставшую на место, и подумала о том, не огонь ли привел меня в эту комнату? Он ведь живой, думающий, а я, как ни крути, плад. Пообещав себе поразмыслить об этом хорошенько, я пошла вперед по ходу, и вскоре увидела дверь, ведущую в гостиную. Прислушавшись, я убедилась, что в гостиной пусто, и вышла. Крадучись пройдя к дверям, я оказалась в коридоре и, опять же, никем не замеченная, добралась до своей комнаты.

Нерезы там не было, но это не беда: мне не хотелось появляться перед женщиной в рваном платье и чувствовать на себе ее укоризненные взгляды. Говорила ведь она, что нельзя идти в таком тесном платье, и что панталоны надо надеть обязательно, и сорочку тоже… а я что? Покрасоваться захотела, нос Кинзии утереть… Утерла, называется! Посветила вдоволь ножками перед Блейном и хорошо еще, что только ножками, ведь разорвалось-то платье высоко, почти до стратегически важного места!

Раздевшись, я повесила платье подальше в шкаф и легла в постель изображать слабость. Нереза пришла вечером; зайдя и увидев меня в кровати, она безмерно удивилась:

— Эньора! — выдохнула она. — Вы здесь? А как же праздник? Только самое веселье началось.

— С вином перебрала, — виновато протянула я, и сделала вид, что меня тошнит. — Эньора Кинзия велела мне отправляться в комнату, чтобы не опозориться. Я такая балда, Нереза…

— Вы сбежали, — поняла она, и, покачав головой, сложила руки на груди.

— А что еще мне оставалось делать? — подыграла я. — Как увидела своего жениха, так чуть не упала. Это Дарио Верник. Я смылась, пока он не подошел и не начал со мной разговаривать.

— Верник? — испугалась Нереза. — Не допусти Дракон…

— Допустил уже. А почему вы так испугались?

— Да потому что человек он… жесткий.

— Как наш эньор?

— Совсем не как наш эньор! Верник, он как собака...

Я хмыкнула – надо же, как похоже мы мыслим! – и уточнила:

— В каком смысле как собака?

— Есть охотничьи собаки, которых натаскивают на крупного зверя. Так вот Верник – он и есть такая собака. У него мертвая хватка и острые зубы, и чтобы он убил, достаточно дать приказ. Но он сам как зверь... Ни один эньор в свое время ему дочку замуж не отдал, а обычные женщины Верника боятся. Ходят слухи, что он неласков, сильно неласков…

Взгляд Нерезы сказал мне больше, чем ее слова.

Гелл хочет отдать меня злой собаке, кусачему старому кобелю.

«Чтобы ты провалился в самое пекло, Брадо, и чтобы черти тебя не жалели!» — пожелала я.