Империя желания
Шрифт:
Но после того, как он ударился головой, он начал преследовать ее, как и Сьюзен, безжалостно и без пауз, что означает, что это личная обида, а не просто какие-то различия в идеологиях.
Тогда я копнул глубже — встретился с его личным частным детективом, выпил с ним, а затем задал несколько вопросов, на которые он ответил, как попугай. И мои подозрения оправдались. Он нашел для Кинга мать Гвинет и рассказал ему об этом в день аварии, и, вероятно, именно поэтому он вообще потерял контроль над своей машиной
— Можете ли вы поверить, что он искал ее годами, когда
Это то, что я собирался использовать против него и без колебаний сделал бы, чтобы он перестал пытаться нас разлучить. Но теперь, когда Гвинет знает, все это недействительно.
— Правда? — повторяет она, глядя на отца. — Скажи мне, что это неправда, папа.
— Ангел… — он шагает к ней, но в тот момент, когда он тянется к ней, она прижимается к моей руке.
Он делает паузу, щелкая зажигалкой, но не в том медленном, стабильном темпе, к которому привык. Он делает это так же маниакально, как ее звенящие ногти.
— В этом нет смысла, — Гвинет медленно качает головой. — Она не может быть моей матерью, ей всего тридцать пять. Когда я вообще у нее появилась?
— Мне было четырнадцать, когда я узнала, что беременна, — тихо говорит Аспен, но впервые за годы, когда мы узнали друг друга, ее голос дрожал.
Она не из тех, кто проявляет свои эмоции. Как и я, она даже не эмоциональна. Вот почему мы вообще сблизились.
Однако прямо сейчас ее собранный фасад и отчужденность исчезли. Может быть, это тоже было фасадом, как и у меня, потому что она скрещивает руки на груди, чтобы они не дрожали.
Как иногда делает Гвинет. Теперь, когда я знаю, что это мать и дочь, я вижу сходство. У нее нос и волосы более темного оттенка.
А что на счет гетерохромии? Это смесь серо-голубых глаз Кинга и карих глаз Аспен.
— Тебе следовало оставить в записке свой возраст, когда ты бросила меня перед домом отца. Так я бы не почувствовала себя брошенной женщиной, которая меня родила, — в ее голосе так много яда, что она дрожит от него.
Аспен вздрагивает, но вместо того, чтобы отступить, она направляется к нам.
— Позволь мне объяснить.
— Нет, нет, нет! У тебя на это было двадцать лет. Двадцать чертовых лет я плачу в дни моего рождения, потому что они напоминают мне о матери, которая бросила меня в тот же день.
— Просто выслушай меня. Пяти минут, нет, трех достаточно.
Кинг преграждает путь Аспен.
— Она сказала, что не хочет с тобой разговаривать. Так что, черт возьми, исчезни.
— Заткнись, заткнись! Ты испортил мне жизнь, гребаный засранец, и ты даже не помнишь этого, так что не стой и думай, что ты лучше меня. Ты далеко не лучше.
— О, я не просто думаю, что я лучше тебя, я и есть лучше. Это долбаный факт. Я не выбрасывал на холод младенца, несколько
— Я не исчезала. И кто ты, черт возьми, чтобы меня судить? Ты был там, когда я носила ее в утробе, когда была гребаным ребенком? Когда я не могла спать по ночам, боялась, что с ней что-нибудь случится?
— Нет, но я был там в течение следующих двадцати лет, а тебя, блять, не было, ведьма. И я останусь там, когда тебя не будет.
— Я никуда не уеду.
— Ты уедешь.
— Ты не можешь меня заставить, Кингсли.
— Наблюдай, как я сделаю это.
По щекам Гвинет текут слезы, и я вытираю их большим пальцем. Чем больше она наблюдает, как они спорят и собираются ударить друг друга, тем сильнее она плачет.
Я привык к этому от них — не до такой степени насилия, но похоже. Гвинет нет.
— Стойте, — выдавливаю я, заставляя их замолчать, когда я крепче сжимаю Гвинет. — Перестань быть чертовски эгоистичным, это не о тебе ни о ком из вас. Это о ней.
— Ангел, тебе не о чем беспокоиться, — Кинг берет ее за руку. — Я позабочусь о том, чтобы совет директоров уволил ее из фирмы, а затем она исчезнет, будто ее никогда не существовало.
— Правление не имеет оснований увольнять меня, и я клянусь Богом, Кингсли, если ты попробуешь какие-либо закулисные методы, я подам на тебя в суд и заберу твои деньги. Ах да, даже если меня не будет в W&S, я не уеду из города.
— Не слушай ее, ангел. Я обязательно избавлюсь от нее, и мы снова будем только вдвоем.
— Нет, папа. Нет, я не могу просто забыть, что она существует, потому что ты мне так велишь. У меня есть чувства, и их много. Я не могу просто стереть их или притвориться, что их не существует, как ты.
— Гвинет… — Аспен стоит рядом с Кингом. — Я…
— Это не значит, что я хочу с тобой разговаривать. Не после того, как ты бросила меня.
— Я не бросала. Я бы никогда этого не сделала.
— Все эти годы свидетельствовали об обратном
— Я думала, ты умерла! — Аспен прерывает ее, ее голос прерывается, прежде чем она делает резкий вдох. — Они вложили мне в руки мертвого ребенка и сказали, что она моя. Они… сказали мне, что она не пережила родов, и я подумала… Я подумала, что это ты. Все это время я оплакивала тебя.
— Тогда как я оказалась перед домом отца?
— Это были мой дядя и его жена. Они хотели, чтобы я избавилась от тебя, так как узнали, что я беременна, но было уже слишком поздно, и ни одна клиника не могла этого сделать. Они оскорбляли меня, били, сталкивали с лестницы и все время пинали, чтобы ты умерла. Но ты этого не сделала, ты была борцом. Пока тебя не стало, по крайней мере, я так думала. В течение двадцати лет я считала, что ты умерла, потому что я не смогла защитить тебя должным образом. Потому что я была так молода и невежественна и не знала, как обезопасить тебя.