Империя желания

Кент Рина

Может быть, таким образом он сможет понять, что значит быть ужасным отцом, оставив мою единственную дочь одной.

Если бы я не попал в эту чертову аварию, если бы не позвонил по этому поводу, то прекратил бы все это. Я бы не позволил ему охотиться на мою дочь.

Или позволила ему быть рядом с ней.

Я бы предотвратил весь этот беспорядок.

Он гладит меня по плечу.

— Отдохни. Поговорим позже.

— Отдохни и ты, потому что я убью тебя позже.

Он ничего не говорит, пытаясь открыть дверь, затем выходит. Я иду за ним, потому что Гвен ждет прямо снаружи. Я видел тень ее ног, когда она продолжала

ходить.

Как только она видит его, то задыхается, прикрывая рот руками, и слезы блестят в ее ярких глазах.

— Боже мой, Нейт, — ее голос хрипит, подбородок дрожит, когда она протягивает ему руку.

— Гвинет, иди сюда. Сейчас же, — я обычно не приказываю ей так резко, и она тоже это знает, потому что вздрагивает, ее рука падает на бок.

Нейт кивает ей и ждет, пока она подойдет ко мне, пока он опирается на стену, чтобы удержаться на ногах.

Гвен продолжает смотреть на него, но я затаскиваю ее внутрь и захлопываю дверь перед его носом.

Ее взгляд блуждает, и она маниакально стучит ногтями. Дети избегают взглядов родителей, когда они сделали что-то не так, но Гвен никогда не была такой. Она прямо рассказывает мне о своих проступках. Она избегает зрительного контакта только тогда, когда ей больно и не хочет этого показывать.

Потому что мне тоже было больно, а она сказала, что никогда не хочет быть источником моей боли.

Пока этот ублюдок Нейт не сыграл с ее разумом.

— Мне очень жаль, папа.

— За что ты извиняешься?

— Что причинила тебе боль. Я не хотела, но не то чтобы я могла выбирать, понимаешь?

— Это не твоя вина. А его, он использовал тебя.

Ее голова резко поднимается, и зелень в ее глазах устремляется вперед.

— Нет, папа. Нет, он меня не использовал. Никогда. Во всяком случае, я сделала первый шаг, понимаешь? Я поцеловала его в свой восемнадцатый день рождения, потому что была так сильно влюблена в него, что не могла с этим ничего поделать, сколько бы я ни говорил себе, что это неправильно. Я даже написала слово «влюбленность» в свой список, но не могла перестать чувствовать к нему это. Тем не менее, я пыталась, очень старалась, пап. Но потом встречалась с ним и все рушилось. Я заставила себя думать о нем меньше, но все стало хуже. Мои чувства были безответны так долго, что я ненавидела себя за их наличие. Но знаешь, что? Я не собираюсь извиняться ни перед тобой, ни перед ним за то, что чувствую. Я люблю его, и это никого не касается. Это мое, и я предпочитаю испытывать эти чувства, папа. Я выбрала любить его. Никто меня не заставлял.

Она тяжело дышит, грудь поднимается и опускается в неистовом ритме, по ее щеке катится слеза.

Блядь. Блядь. Блядь!

Она зашла слишком далеко ради этого ублюдка, чью смерть я сделаю самым болезненным из всех возможных.

— Гвен, ангел, послушай меня. Эти чувства могли быть просто проявлением твоей зависимости, потому что он был с тобой только тогда, когда меня не было.

— Может ли каждый перестать использовать это слово? Это не была зависимость, нужда или уловка момента. Он мне нравился с пятнадцати лет, и эти гормональные чувства маленькой девочки превратились в нечто большее. Он мне нравился, потому что я знала, что значит симпатия к кому-то, и со временем это становилось только сильнее. Я знаю, что чувствую больше, чем кто-либо другой, больше, чем ты и он, потому что,

в отличие от вас обоих, я не боюсь своих чувств. Независимо от того, насколько они сильны, какими бы подавляющими ни были, я владею ими и ношу их как значок для всеобщего обозрения. Так что не говори мне, что я в чем-то ошибаюсь.

Мои кулаки сжимаются, и у меня возникает потребность ударить кого-нибудь, предпочтительно Нейта. Но я отпускаю их, потому что она смотрит на мои руки дикими глазами.

Ублюдок был прав. Она меня боится.

— Я бы никогда не причинил тебе вреда, ангел, — я пытаюсь смягчить голос.

— Ты уже сделал ему больно, папа.

— Так ты теперь на его стороне? Сначала он меня предает, потом трогает тебя, а теперь настраивает против меня? Что будет дальше?

— Нет, папа, — она обнимает мои липкие дрожащие руки. — Я на обеих сторонах. Меня убивает то, что ты сражаешься. Я не могу этого вынести.

— Ты не можешь быть на обеих сторонах.

— Папа…

— Ты не будешь с ним, Гвен. Это не обсуждается.

— Но почему? Разве ты не говорил, что позволишь мне быть только с тем, кого я люблю всем сердцем? Это Нейт, папа.

— Ты так думаешь, но ты слишком молода, чтобы знать наверняка. Ты все еще не встретила нужного человека.

— Это он. Я знаю это. Я знаю это с восемнадцати лет и перестаю считать свой возраст решающим фактором. Это просто число. Я достаточно взрослая, чтобы принимать собственные решения.

— Я никогда не одобрю твой союз с Нейтом, Гвен. Либо он, либо я.

Рыдание перехватывает ее горло, и она отчаянно качает головой.

— Пап… не делай этого, пожалуйста. Пожалуйста, не заставляй меня выбирать.

— Он или я. И того и другого не может быть.

— Я думала, ты никогда не причинишь мне вреда, папа.

— Не причиню. Я защищаю тебя. Я не хочу потерять тебя, ангел.

— Нет, ты сейчас меня ломаешь. Потому что ни один из вариантов меня никогда не устроит. Если я выберу его, то буду несчастна и в конце концов возненавижу его за то, что он встал между нами. И если я выберу тебя, то буду ненавидеть тебя за то, что ты забрал единственного человека, который не только принимает меня такой, какая я есть, но также понимает меня и любит за это. Так что поздравляю, папа. В любом случае ты потеряешь меня.

Она возится с дверной ручкой и выбегает из комнаты, но ее слова и слезы остаются со мной еще долго после того, как она ушла.

Я провожу рукой по лицу и глубоко вздыхаю. Видеть ее истерику — все равно, что быть разрезанным изнутри.

Даже когда она была младенцем и ей приходилось время от времени плакать, я изо всех сил старался остановить поток ее слез. Теперь, когда она взрослая, меня это еще больше раздражает.

Когда я проснулся, она сказала, что никому не позволяла трогать то, что было моим, но позволила Нейту прикоснуться к самому важному.

К ней.

Так что, даже если ей больно, я не буду утешать ее, как обычно. Не буду приносить чай и шутить, пока она снова не улыбнется. Это по необходимости. Чтобы защитить ее.

Это напоминает мне, что мне тоже нужно защитить ее от ее гребаной матери.

Змея, которая не могла просто исчезнуть, как в ту ночь, когда выбросила свою дочь.

Глава 34

Гвинет

Папа привел свой план в действие.

Или больше похоже на изгнание.