Империя
Шрифт:
Блэзу импонировал херстовский чисто газетный подход к политике. Он выискивал скандалы и разоблачал их. Но только теперь вместо увеличения тиража он получал возможность подрывать администрацию. Это была уже политическая власть.
— Этим должен заниматься юридический комитет палаты представителей. Я научу, как это делается. Не думаю, однако, что вам удастся выкурить генерального прокурора.
— Поживем — увидим. Если мою кандидатуру выдвинут, я передам Национальному комитету демократической партии полтора миллиона долларов на избирательную
Джим даже присвистнул и расплылся в улыбке.
— Почему же после выдвижения кандидатуры? Раздайте их заранее и вашу кандидатуру наверняка выдвинут. — Херст пропустил это мимо ушей, он продолжал:
— Идея в том, что партии, собирая деньги, не нужно будет идти с протянутой рукой к железнодорожным компаниям, трестам, как это бывает, когда выдвигают кандидата-консерватора…
— Всего с пятью пальцами. — Джим улыбнулся Блэзу, который вдруг понял, что у него никогда не было друга, если не считать сына бывшей любовницы.
— Что? — У Херста был озадаченный вид.
— Шутка. Наша с Блэзом. — Блэзу понравилось объяснение Джима.
— Рузвельту, — с мрачной гримасой сказал Херст, — все время везет.
— За исключением тех случаев, когда не везет, — заметил Джим. — Он, конечно, особый случай.
— Наверное, я его ненавижу. — Однако тонкий голос Херста звучал скорее печально, чем страстно. — Он называет меня убийцей Маккинли.
— Почему бы вам не написать, что это он нанял анархиста для покушения на Маккинли, чтобы самому стать президентом? — сымпровизировал Блэз, чем доставил удовольствие Джиму.
— Нам так и не удалось обнаружить никакой связи, — печально сказал Херст, глядя на Блэза, который всегда был с Шефом откровенен, но это коленце показалось чересчур эксцентричным даже Херсту.
— Если одолевают сомнения, следует что-то придумать, — весело сказал Джим.
Блэз вспомнил практически дословно характеристику, данную Маккинли Генри Адамсом: «Очень тучный и хорошо оплачиваемый агент капитализма в его самом грубом виде». Он решил не повторять этих слов Херсту, который с присущей ему невозмутимостью смирился с тем, что его никогда не примут в доме Хэя-Адамса на другой стороне Лафайет-сквер.
Но Херст уже рассуждал о радостях отцовства с Джеймсом Бэрденом Дэем. Поскольку Миллисент должна была родить через два месяца, она отказалась уезжать из Нью-Йорка, опасаясь, что ребенок, родившийся в округе Колумбия, обязательно станет политиком.
— Или негром, — сказал Джим. — По закону средних чисел.
— Мисс Фредерика Бингхэм, — объявил Джордж. Для Херста это было сюрпризом. Блэз встал.
— Это я назначил ей встречу здесь. Мы отправляемся в мой новый дом. Она возомнила себя декоратором. Прочитала, наверное, книгу миссис Уортон.
Фредерика держалась невозмутимо. Херст был сама учтивость. Джим приветствовал ее по-дружески — они неоднократно встречались. Блэз пожал ей руку.
— Моя мать просила выяснить, почему вы никогда не приходите на ее вечера для конгрессменов. —
— Я не знаком ни с кем из конгрессменов, — скромно сказал Херст. — За исключением мистера Дэя и мистера Уильямса…
— Спикер клянется, что не знает вас в лицо, — сказал Джим.
— Теперь вы понимаете, что мне было бы у вас не по себе.
— Тем больше причин прийти. Мать представила бы вас нужным людям. Мистер Сэнфорд, в моем распоряжении всего час…
Они попрощались и сели в машину Бингхэмов с шофером.
— Вы слышали про Сисси Паттерсон?
Блэз признался, что понятия не имеет, кто это; она объяснила.
— На прошлой неделе после свадьбы жених не появился на свадебном завтраке в доме Паттерсонов. — Дворец Паттерсонов был сейчас прямо перед ними, когда они выезжали на Дюпон-серкл. — Сисси была в слезах, а друг жениха, этот австриец, отправился его искать и нашел на железнодорожном вокзале, когда тот покупал билет в Нью-Йорк. Очевидно, прямо после венчания в церкви он отправился в банк, и ему сказали, что миллион, который ему был обещан, на его имя не поступил.
— Он уехал?
— Остался. Просто чек еще не поступил в банк. Не думаю, что Сисси будет с ним счастлива, а вы?
Блэз тоже так не думал.
— Я бы хотела быть похожей на Каролину. Независимой. С собственным делом.
— Воспитывать детей — этого разве мало? — Блэз держался покровительственно, на французский манер.
Дом на Коннектикут-авеню был огромен и, на взгляд Блэза, представлял собой прекрасную современную интерпретацию Сен-Клу-ле-Дюк, по которому он все чаще скучал. Ни он, ни Каролина не были там по соглашению, заключенному после продажи Пуссенов, и он все чаще испытывал ностальгию по дому, гораздо большую, чем Каролина; правда, из них двоих она сильнее любила их дом и жила в нем дольше, в то время как он рано превратился в заправского американца. Теперь они поменялись ролями.
Подрядчик в тяжелом пальто впустил их внутрь. В доме было даже холоднее, чем на улице. Вместе они осмотрели двойную гостиную, скопированную с Сен-Клу-ле-Дюк, и бальную залу по образцу замка Людвига Баварского. Был даже лифт, что Фредерика сочла ошибкой.
— Несчастные Уолши думали, что поступают очень мудро, устроив бальную залу на верхнем этаже. Но лифт мог поднимать сразу не более четырех человек, и если гости приходили все сразу, начать прием долго не удавалось. — Она засмеялась, ему было с ней легко, как ни с кем из американских девушек. Они сразу начинают командовать.