Имперский лекарь и китайский демон
Шрифт:
– Так мы же для них просто еда, какие тут приличия?
Фекла улыбнулась:
– Нет, барин. Сами подумайте, способность брать чужую форму и питаться энергией – она же у демонов не ради людей появилась. Они тысячелетиями друг у друга подпитывались, перед тем, как на Землю попасть. Мы для них не пища, а как бы демоны, только калечные. Неспособные питаться чистой энергией и менять форму.
– Да ты что?! – такая трактовка резко противоречила записям в архивах Святого Суда.
Впрочем, могли ли писцы Святого
– Вот, скажем, суккуба совокупляется с мужчиной и берет его энергию при этом. Это ведь для демонов не попытка сделать зло, а обычные отношения. Мужчина-демон делает своей демонихе ребенка, и заодно снабжает ее энергией, чтобы ей хватило ребенка этого выносить и родить. Просто демон может отдачу энергии контролировать, а человек – нет. И ума у людей не хватает, чтобы вовремя остановиться. Потому люди умирают, высосанные. Но и демоны, если у них энергии при совокуплении было мало, могут умереть.
Мышкин попытался переварить новое знание и понять, что из него следует.
– Получается, демону нужно разрешение, как повод, чтобы взять энергию у калеки, которым он считает человека?
– Вот! Точно! – чуть не подпрыгнула Фекла, уже отбросившая смущение. – Им нужен повод, чтобы стыдно не было!
Лекарь от возбуждения даже встал и прошелся по комнате. Что-то царапалось в его памяти, просилось наружу. Тут он вспомнил:
– А ведь у людей тоже так! Если кто хочет ограбить или украсть, он себе повод придумывает: «Я граблю, потому что бедный, а они богатые»; «Я только ради детей»; «Они меня эксплуатируют, это все моё»; «Они просто скот, а я право имею» и всякое такое прочее.
– Точно! – поддакнула Фекла.
– А если убивать надо, особенно на войне, так начинают думать о противнике, как о не совсем людях, или о людях, которые жалости недостойны. «Они как тараканы»; «Они дикари»; «Они детей живьем едят»; «Из-за них мы здесь поносом мучаемся»…
– Моя демониха так не думала, – возразила девушка. – Про тараканов и дикарей точно не думала, наоборот, восхищалась городом.
Мышкин успокоился, сел на стул, вернулся мыслями к демону, обдирающему лица.
– А вот мог бы демон решить, что женщины, которые изменяют мужу, – плохие и их можно мучать?
Фекла губы поджала озадаченно:
– Вряд ли. Демонам христианские заповеди не указ. У них совсем по-другому всё устроено. Хочешь ребенка сделать – договаривайся с демонихой, совокупляйся, отдавай энергию, потом можешь помогать, а можешь и нет. Никакой верности у них не предусмотрено.
– Точно. Две жертвы – вообще буддистки, у них с верностью не так дела обстоят, как у христиан. Жаль, мусульман среди жертв не оказалось…
– Вы уж простите, барин, но семья и супружеская верность –
Что-то во всем этом было, но что?
Мышкин вздохнул: «Мало знаний. Надо мужей допрашивать».
* * *
На завтрак были биточки из творога. Со сметаной. Вкусные, прямо во рту рассыпаются сладким теплым творогом в прохладной сметане.
Из-за необычайного удовольствия завтрак затянулся. Данила сидел у стола и лениво попивал зеленый чай, чтобы творожники уложились удобнее в животе.
Тут позвонил телефон.
Фекла ответила.
«Скрип-скрип-скрип», – по половицам прошлись тихие шаги босоногой девушки.
– Данила Григорьевич, из сыска звонят.
Мышкин поднялся и перешел в гостиную, где стоял телефон.
– Данила Григорьевич, приезжайте, в допросе поучаствуете. У нас тут сидит один лавочник, на днях жену избил до полусмерти. Жена молодая, пригожая. Похоже, наш клиент.
– Минут через десять буду, – вынырнул Данила из блаженства чревоугодия.
* * *
Лавочник оказался высоким и грузным. Такой действительно мог забить до смерти.
– Итак, милейший, вы свою жену избили. Почему? – после первых формальных вопросов перешел к главному Пинский.
Лавочник молчал, смотрел угрюмо.
– Вы, милейший, поймите, я – полицейский сыщик, его высокоблагородие, – кивнул он на Мышкина, – из Демонки. Мы простыми побоями не занимаемся. Если вы запираться будете, обвинение в сговоре с демоном может появиться.
– Какой еще демон? – выпучил глаза лавочник.
– Вот мы сейчас и разберемся. Вы свою жену избили, потому что узнали, что она вам неверна, так ведь?
Лавочник опять насупился, но ответил:
– Да. С соседом спуталась, шалава.
– А как вы о том узнали?
– Так это… пришел какой-то господин в лавку, походил, посмотрел. Потом ко мне подходит, спрашивает имя мое. Я ответил. А он тогда: «А это жена ваша?» – и фотокарточку показывает с ее портретом. Я говорю: «Да». А он тогда вытаскивает из внутреннего кармана толстый конверт, кладет на стол и спрашивает: «Тут фотоснимки, на которых ваша жена в очень недвусмысленном положении. Хотите глянуть?». И улыбается ехидно, тварь.
– И вы конверт открыли и глянули?
– Ну а кто ж не глянул бы? Открыл, там фотокарточки, несколько. И на них моя жена голая, на кровати, с соседом. Не просто на кровати, а прямо под ним лежит, блудница. И улыбка такая блудливая на лице!
– И что дальше?
– Я остолбенел. Стою, на снимки смотрю, думаю, правда это или фокус какой. Только какой фокус, если даже родинку на груди видно? А он меня спрашивает: «Хотите, я вашу жену накажу, так накажу, что она больше вам изменять не сможет?».
– А вы?
– А я конверт схватил, приказчика крикнул, чтобы постоял за прилавком, а сам домой побежал. Морду жене бить.