Имперский лекарь и китайский демон
Шрифт:
– Не надо благодарностей. Вы мне лучше на вопросы ответьте…
Женщина готова была выполнить любую просьбу спасителя, отвечала подробно и откровенно.
Первые вопросы – было ли что-то необычное, знакомилась ли с новыми людьми и прочие похожие, ничего не дали.
– А как вы с мужем живете? Хорошо ли? – Данила вспомнил, что в картотеке были данные по приводам ее мужа за побои.
– Да как сказать, – смутилась женщина. – Сам он из казаков, характер пылкий, к воле привык, а телом не вышел – хлипок. Постоянно из-за этого в истории попадает. То он подерется, то его побьют… И пить любит, чего уж тут сказать. Из-за этого с хорошего места его выгнали, уже несколько лет мыкается, болтает его туда-сюда, как говно в проруби. Вы уж простите, я по-простому…
Взгляд доктора упал на тумбочку больной. Там стоял пакет с печеньем.
– Муж принес? – кивнул он на него. – Заботится?
Женщина покраснела. Под повязкой этого не видно, да и нечему там краснеть, а вот шея – покраснела, бывает такое у белокожих.
– Нет. Супруг мой к заботе не приучен. То ластится, а как нужда – не найдешь его. Есть у меня знакомый, вот он и принес.
– Знакомый?.. То есть… любовник? – уточнил Мышкин тихо.
– Ну, да… – потупилась женщина. Лицо спрятано, а глаза – блестят, и губы улыбаются.
Что-то в голове у Мышкина щелкнуло, вспомнилось, как другая жертва говорила, что в грехе живет, в гражданском браке.
– А муж знает?
– Нет, конечно. Он горячий, драться бы сразу полез, – женщина задумалась. – А может, не полез бы, а напился…
– Как он на нападение на вас отреагировал?
– В ту ночь он ночевать не пришел. Уже в больнице меня увидел. Виноватым выглядел, прощения просил, что пьянствовал. Плакал, руки целовал. А потом приходить перестал, запил опять, наверное.
Мышкин взял у пострадавшей имя и адрес ее любовника и откланялся. Нужно было обсудить с Пинским новую идею.
* * *
Пинский успел просмотреть картотеку, там бывшего мужа жены машиниста не оказалось. Значит, приводов у него не было. Сыщик переговорил с околоточным и дворником. Те семью эту помнили очень смутно. Жили они тихо, таких не запоминают. Потом куда-то перебрались, в их квартире поселились другие люди.
Пинский решил довести дело до конца и съездил на почту, где служил искомый муж. Там его вспомнили. Сказали, что был он тихим и прилежным служакой, потом жена ушла, и стал он увлекаться всякими изобретениями. Говорил вроде, что затвор какой-то особенно хороший изобрел. Чем он хорош – на почте не помнили. Еще о какой-то смоляной ленте говорил, тоже изобрел. Для чего – непонятно.
– А потом он сказал, что хочет начать свое дело и уволился с работы, лет пять тому или даже больше. Нового адреса его узнать не удалось, – развел руками сыщик. – Но ничего удивительного в этом как раз нет. Времени много прошло, люди переезжают, такое не редкость.
– А у меня есть мысль…
Мышкин рассказал о наличии у одной из женщин любовника, о том, что еще одна в грехе живет, и предположил, что и у других могут быть.
– Надо еще раз всех опросить. Есть ли любовник, если есть, то кто, знал ли муж, – бодро закончил лекарь.
– Думаете, Данила Григорьевич, они признаются? – с сомнением хмыкнул сыщик.
Данила пожал плечами.
– Вы попытайтесь, но на многое не рассчитывайте, – сыщик задумался. – Так-то все сходится. И возраст подходящий, и миловидность, и мужья им мало времени уделяют… Ума только не приложу, как китаянка это делает? Неужели не боится прямо дома?
– Не думаю, что дома. Там слуги вокруг. Муж, если узнает, может ее шелковым шнурком задушить, или домой к родителям с позором вернуть. Хотя может и не вернуть, это как он решит.
Решили, что Мышкину надо еще раз проехаться по жертвам, задать им вопросы о любовниках.
* * *
Перед продолжением допросов Мышкин съездил к себе домой, там плотно и вкусно пообедал.
«Определенно, присудить Феклу к каторге на моей кухне – замечательная мысль!» – радовался лекарь.
Девушка готовила без особых изысков, но пища была свежей, здоровой и приготовленной со старанием. Особенно расстегаи удались – тесто мягкое, пышное, чуть сладкое, начинка рыбная сочная, пряная, с корочкой сверху. К ухе Данила умял целых четыре штуки.
И на саму Феклу приятно посмотреть. Вся такая ладная, ловкая, улыбается.
«Хорошо!» – отвалился от стола довольный лекарь.
* * *
Самой перспективной для допроса казалась жена приказчика, пристрастившаяся к настойке опия. Во-первых, была надежда, что теперь она немного придет в себя, и с ней можно будет осмысленно поговорить. Во-вторых, ей будет сложно врать и изворачиваться, если она попытается что-то скрыть.
Женщину удалось застать дома одну. Она выглядела нервной, но не сонной, что для разговора было неплохим вариантом.
После расшаркиваний Мышкин перешел к сути:
– Я никому не скажу о содержании нашего разговора. Мне очень важно, чтобы вы ответили правду.
Дал время осознать важность момента и продолжил:
– Изменяли ли вы мужу?
Женщина задергалась, занервничала. После уговоров призналась:
– Да, есть у меня любовник. Муж мой в делах не слишком удачлив. А он…с ним мне спокойно. Хочется ведь иногда и в ресторан сходить, и в театр. И подарки его приятны. Не столько сами подарки, сколько возможность узнать, какая может быть жизнь, в которой не нужно экономить и бояться.
– Уйти к нему думали?
– Женат он, не станет он ради меня свою семью рушить.
– Любите его?
– Не то, чтобы люблю, – женщина стыдливо улыбнулась. – Хорошо мне с ним. Надежно.
Мышкин взял фамилию и адрес любовника. Пообещал, что поговорит с ним тайно, не столько даже поговорит, сколько проверит датчиком на посещение его тела демоном.
* * *
Окрыленный первой удачей, Данила отправился по другим пострадавшим.
В доме еврейки он попал в разгар скандала. Когда он подходил к дому, услышал темпераментные крики на нерусском языке. Не успел постучать молотком в дверь – пожилой иудей в черном пиджаке, с пейсами, свисающими из-под шляпы, выбежал из дома, чуть не сбив его с ног, уселся в свою пролетку с ожидающим кучером и уехал.