Имя мне — Легион
Шрифт:
— Долга, — сказал я, — долгадолгадолгадолга… Ля-ля-ля!
— Она простилась с тобой. Она больше не хочет тебя видеть… А мы никогда не забудем того, чему ты нас учил.
— Не забудьте, — автоматически ответил я и внезапно осознал великий парадокс, лежащий в основе всех чудес.
Я не верил ни единому слову своей проповеди.
Никогда не верил.
Я встал, как пьяный, и пробормотал:
— М’нарра.
Я вышел из храма в мой последний день на Марсе. Я покорил тебя, Маланн, а победа все-таки осталась за тобой! Спи спокойно в своей звездной постели.
Черт тебя подери!
Бросив джипстер, я пошел к кораблю, с каждым шагом удаляясь от бремени жизни. Заперся у себя в каюте и проглотил сорок четыре таблетки снотворного.
Проснулся я в больничном отсеке. Живой.
Я медленно поднялся и кое-как добрался до иллюминатора.
Марс висел надо мной, как надутый пузырь. Потом он расплылся, перелился через край и потек по моему лицу.
Вершина
Я посмотрел на нее сверху, и мне стало не по себе. «Где же вершина? — подумал я. — У самых звезд?» Я не находил слов. Смотрел, смотрел — и не мог оторвать глаз; я уже начинал проклинать сам факт существования этой штуки. Жаль, что ее обнаружили, пока я еще жив.
— Ну? — Лэннинг накренил флайер так, чтобы я мог посмотреть вверх.
Я покачал головой и прикрыл ладонью глаза, хотя и был в очках.
— Убери ее… Пусть она исчезнет.
— Не получится. Она больше нас.
Она больше всего на свете, — добавил я.
— Мы не можем заставить ее исчезнуть…
— Подожди. Я хочу сделать несколько снимков.
Он протянул мне камеру, и я начал снимать.
— Ты можешь подлететь ближе?
— Нет. Слишком сильный ветер.
Пришлось пользоваться телескопическим объективом, сканирующим устройством и прочими хитростями, пока мы кружили возле нее.
— Я бы многое отдал, чтобы увидеть вершину.
— Мы уже поднялись на тридцать тысяч футов, а потолок для нашей крошки — пятьдесят. Эта леди, к сожалению, выше атмосферной границы.
— Странно, — сказал я, — отсюда все же трудно поверить, что она купается в эфире и созерцает звезды.
Лэннинг рассмеялся и зажег сигарету, а я потянулся за термосом с кофе.
— Ну, и как тебе Серая Сестра?
Я тоже закурил, глубоко затягиваясь. Флайер, подхваченный воздушным потоком, вильнул в сторону, потом ветер, словно потеряв интерес, отпустил нас. Я ответил:
— Как и наша леди на Абатторе — прямо между глаз.
Мы выпили кофе, и немного погодя Лэннинг спросил:
— Она слишком велика для тебя, Седой?
Проглотив кофе, я лишь скрипнул зубами в ответ. Только мои близкие друзья называют меня Седым; для остальных же я — Джек Саммерс, и мои волосы всегда были такими. Я вдруг засомневался, достоин ли Генри Лэннинг статуса моего близкого друга лишь потому, что знает меня двадцать лет, — особенно сейчас, когда он проявил инициативу и разыскал эту штуку в мире с разреженной атмосферой, множеством скал, слишком ярким небом и именем, похожим на ЛСД, прочитанное наоборот, данным в честь Джорджа Дисела, который оставил здесь свой след и был таков — неглупый парень!
— Гора высотой в сорок миль — уже не гора, — наконец сказал я. — Это целый мир, который какое-то глупое божество забыло забросить на орбиту.
— То есть она тебя не заинтересовала?
Я посмотрел вниз на серые лавандовые склоны, снова поднял глаза — туда, где исчезал всякий цвет, оставляя место только черному зазубренному силуэту. Я задирал голову, пока не стало жечь в глазах под защитными очками, но вершины все равно не было видно. Я разглядел облака, клубившиеся вокруг ее недоступных склонов, — они были как айсберги, только в небе; я услышал вой отступающего ветра, который пытался объять ее величие в молниеносной лихой атаке — пытался безуспешно.
— Почему же, мне интересно, — сказал я, — но чисто в академическом плане. Давай-ка в город, там я смогу поесть, выпить и, если повезет, сломать ногу.
Он повел флайер на юг, и я больше не смотрел по сторонам. Я просто чувствовал ее присутствие за спиной весь полет: Серая Сестра, высочайшая гора во всей разведанной Вселенной. Непокоренная, конечно.
Я чувствовал ее присутствие в последующие дни, словно она отбрасывала тень на все, что попадалось мне на глаза.
Два дня я изучал фотографии, потом мне удалось откопать старые карты. Еще я поговорил с людьми, которые рассказали мне разные истории о Серой Сестре, очень странные истории.
За это время мне не удалось обнаружить ничего обнадеживающего. Правда, я узнал, что пару столетий назад была предпринята попытка колонизировать Дисел — еще до того, как появились корабли со скоростью выше скорости света. Однако неизвестный тогдашней науке вирус колонизировал самых первых колонистов, и они все погибли. Новому поселению исполнилось четыре года; новые врачи победили вирус, и люди решили остаться на Диселе, словно гордились своим дурным вкусом в выборе мира для обитания. Как я узнал, никто особенно и не пытался связываться с Серой Сестрой. Было всего несколько попыток покорить ее, которые привели только к появлению новых легенд.
Днем небо здесь всегда было нестерпимо ярким. Оно терзало мои глаза до тех пор, пока я не начал надевать защитные очки всякий раз, когда выходил из гостиницы. В основном, однако, я сидел в баре, ел, пил, изучал фотографии и расспрашивал каждого, кто, проходя мимо, бросал хотя бы мимолетный взгляд на эти самые фотографии, разложенные на столе.
Я продолжал игнорировать Генри и его вопросы. Я знал, чего он хочет, но, черт подери, он мог бы и подождать! К несчастью, он так и делал; это получалось у него очень неплохо, что тоже раздражало меня. Он чувствовал, что я уже почти решился, и он хотел быть там, когда это случится. Он нажил состояние на покорении Касла, и я, глядя на хитрые морщинки вокруг его глаз, уже представлял, какими будут строки теперешней истории в его изложении. Всякий раз, когда его лицо становилось похожим на физиономию игрока в покер, когда он, опираясь о стол рукой, другой медленно поворачивал фотографию, я уже видел целые абзацы. Если бы я проследил за его взглядом, то наверняка увидел бы гордых покорителей гор в запыленных штормовках.