Имя мне — Легион
Шрифт:
Он был, наверное, четыреста футов шириной. Когда мы начали пересекать его, оказалось, что он не примыкает естественным образом к склону горы, а обрывается вниз, в огромную расщелину. Стало ясно, что нам придется спуститься вниз футов на семьсот, прежде чем мы сможем опять двигаться к вершине. Хуже того, дальше нас ожидал подъем по гладкому, почти вертикальному участку, который тянулся на мили. А вершины все еще не было видно.
— Ну, куда же мы тронемся? — спросил Келли, приближаясь ко мне.
— Вниз, — решил я. — И нам придется разделиться. Мы пойдем вдоль большой расщелины в разных направлениях, чтобы посмотреть, какой путь лучше. Встретимся на середине дороги.
Мы стали спускаться. Док, Келли и я пошли налево, остальные — в другую сторону.
Через полтора часа наша тропа кончилась. Мы стояли на уступе, а под нами была пустота. Нам нигде не удалось найти хоть какую-то возможность для подъема. Я лег на край, свесив голову и плечи вниз — Келли держал меня за ноги, — и постарался заглянуть как можно дальше направо и вверх. Ничего подходящего мне увидеть не удалось.
— Надеюсь, остальным повезло больше, — сказал я, когда Келли с Доком вытащили меня назад.
— А если нет? — спросил Келли.
— Давайте подождем.
Они нашли. Правда, довольно рискованный вариант.
Нигде не было удобного пути, ведущего непосредственно из расщелины наверх. Тропа кончалась у сорокафутовой стены, поднявшись на которую можно было бросить взгляд вниз. Свесившись над пропастью, как это делал я, Малларди смог рассмотреть, что делается футов на двести влево и на восемьдесят вверх; но, в отличие от меня, он нашел более или менее подходящий маршрут, ведущий на запад и вверх и исчезающий в неизвестности.
Мы переночевали в расщелине. Утром я укрепил страховочный конец в скале и с помощью пневматического пистолета полез на стену. Док страховал меня. Дважды я сорвался, но к полудню смог проделать тропу на сорок футов. Потом я остался врачевать свои синяки, а Генри сменил меня. Через десять футов на смену ему пошел Келли, и мы все страховали его. Потом пришел черед Стэна и Малларди. Тогда на стене должны были находиться сразу трое, потом четверо. К закату мы поднялись на сто пятьдесят футов и все покрылись мелкой белой пылью. Было самое время принять ванну. Мы заменили ее ультразвуковым душем.
На следующий день к обеду мы все были на стене, связанные вместе, и, обнимая холодный камень, медленно, с трудом ползли наверх, стараясь не глядеть в пропасть.
К концу дня мы закончили самый трудный участок; дальше уже можно было за что-то цепляться руками и чувствовать нечто под подошвами башмаков — правда, не слишком много. И этого было явно недостаточно, чтобы продолжать путь в темноте. На ночь нам пришлось еще раз вернуться в расщелину.
Утром мы прошли стену.
Наш путь вел круто вверх и на запад.
Мы прошли милю и поднялись при этом на пятьсот футов. Преодолев еще милю, мы поднялись футов на триста.
Потом футах в сорока над нами оказался выступ. Стэн проделал этот сложный подъем, пользуясь пистолетом, чтобы посмотреть, что нас ждет дальше.
Он жестами позвал нас к себе, и мы последовали за ним; то, что мы увидели, вполне нас устроило.
Прямо перед нами располагалось место для лагеря, хоть и несколько неровное, но зато достаточно широкое.
Путь наверх был превосходным — обслуживание по высшему классу, утренний кофе в постель и сигара после обеда. Склон уходил вверх под углом градусов в семьдесят, с большим количеством маленьких уступов; хороший, чистый камень.
— Полный порядок! — воскликнул Келли.
Никто не стал ему возражать.
Как следует перекусив, мы решили весь день посвятить отдыху. Теперь мы находились в сумеречном мире, разгуливая там, где еще не ступала нога человека, и остро ощущали свою уникальность. Было здорово просто вытянуться, расслабиться и попытаться забыть про свои синяки.
Я проспал весь день, а когда проснулся, небо было усыпано тлеющими огоньками. Я лежал, и мне не хотелось шевелиться; сон тоже пропал — столь великолепным был вид простиравшихся надо мной небес. Пролетел метеор, оставляя за собой бело-голубой след. Потом еще один. Я обдумал наше положение и решил, что игра стоила свеч. Холодное, жесткое, прекрасное ощущение высоты охватило меня. Я пошевелил пальцами ног.
Через несколько минут я потянулся и сел. Посмотрел на своих спящих товарищей. Затем попытался заглянуть в самую глубину ночи. А потом посмотрел вверх на гору и медленно проверил наш завтрашний маршрут.
В тени я уловил какое-то движение.
Что-то находилось в пятидесяти футах слева от меня и десятью футами выше.
Я взял свой ледоруб и встал.
Прошел пятьдесят футов влево и посмотрел вверх.
Она улыбалась, а не пылала огнем.
Женщина, невероятная женщина!
Абсолютно нелепо! Во-первых, она бы замерзла до смерти в мини-юбке и кофточке без рукавов. Иначе и быть не могло! Во-вторых, как она тут дышала?
Но, похоже, все эти проблемы ее мало волновали. Она помахала мне рукой. У нее были темные длинные волосы, но глаз я различить не мог. Гладкие бледные щеки, широкий лоб, маленький подбородок формировали тот образ, который удовлетворял простым теоремам, определяющим геометрию моего сердца. Если все углы, поверхности, кривые будут верными, оно пропустит пару ударов, чтобы забиться с новой силой.
Я проверил, убедился, что сердце забилось сильнее, и сказал:
— Привет!
— Привет, Седой, — ответила она.
— Спускайтесь вниз, — предложил я.
— Нет, ты поднимайся сюда.
Я взмахнул ледорубом. Когда я взобрался на уступ, ее уже там не было. Я огляделся и снова увидел ее. Она сидела на камне в двенадцати футах надо мной.
— Откуда вы знаете мое имя? — спросил я.
— Любому видно, каким должно быть твое имя.