In Vino
Шрифт:
– Даша, у тебя даже поделочный шоколад самый вкусный, – наконец сказал Антон.
– Я старалась, – сказала Уманская, ещё не придя в себя, но взяв из его рук сову, тоже откусила немного с задумчивым видом. – Детям нравится…
После кофе (Даша с трудом, но сделала пару глотков) они осмотрелись и поняли, что погибло всё: фигурный пряничный Зарецкий собор, юбилейные медали и шоколадные наборы; раздавлены коробки грушевой пастилы – в глазури, без неё, в кунжуте и орехах, разбиты банки с солёной карамелью, конфитюром и пастой. Магазин готовый к открытию, перестал существовать: всё погублено под напором варваров. Особенно жалко было смотреть на драгоценные плитки горького шоколада из эксклюзивных бобов Тринидада, Эфиопии и Никарагуа, поскольку они совсем потеряли товарный вид под подошвами ботинок хоховских громил.
Понимая, что Даша пребывает в шоке и делает всё автоматически, Сырников не пытался её утешать, а лишь деловито провёл уборку, удалил разбитые стёкла витрины и подмёл пол. Внутри его клокотал гнев, но он не подавал виду.
Два больших пакета с шоколадным ломом и разбитая витрина: убытки для миниатюрного магазинчика были фатальными.
Послу уборки Даша наконец поднялась из кресла, сунула пакеты с мусором Антону и сухо сказала:
– На помойку.
– Эдик Хохов? – Спросил Сырников, уже зная ответ.
Даша кивнула, поджав губы. Сама она тут же ушла в заднюю комнату закрыла дверь и оттуда донеслись всхлипывания с тонкими жалобными подвываниями.
– Это хорошо, значит, отходит, – сказал себе Сырников и, забрав мешки с раздавленным шоколадом и витринными стёклами, вышел из магазина.
У алкомаркета «Жесть и стекло» он увидел белый «Кайен» с номером 999, припаркованный прямо на тротуаре, прищурившись он смотрел на автомобиль, ощущая прилив ненависти. Ноги сами понесли его в сторону машины Эдика Хохова. Антон тяжёлым шагом подошёл к задней двери «Кайена», рывком открыл её и последовательно высыпал шоколадное месиво из обоих пакетов на мягкую белую кожу заднего сиденья. Переднее сиденье с огромным подголовником скрывало водителю обзор, он, не понимая, что творится, пытался обернуться, свеситься в проём, но Сырников захлопнул дверцу и стоя чуть сзади передней двери, постучал в стекло водительской двери. Человек внутри «Кайена» несколько секунд созерцал липкий мусор на заднем сиденье и пытался сообразить, кто же это такой дерзкий, что осмелился беспокоить столь наглым образом полновластного хозяина если не всего, то большей части города, в принадлежащем ему автомобиле. Он заглянул в боковое зеркало, он там были видны только клетки на серой рубашке наглеца. В конце концов стекло двери медленно поехало вниз.
– Какого…? – Донёсся сердитый голос из салона, но Сырников оборвал фразу. Он почти без замаха, умело выставляя вперёд набитые до дубовой твёрдости костяшки пальцев нанёс удар в едва приоткрытое окно по мелькнувшей внутри голове водителя. Под кулаком хрустнули солнечные очки и раздался удивлённый всхлип. Второй, ещё более безжалостный тычок, был произведён с опасным разрушающим акцентом, и если бы водитель не подался вперёд, то хрупкий скуловой отросток, едва защищающий край орбиты, был бы наверняка сломан. Но удар, на счастье обеих сторон, пришёлся в теменную кость и чиркнул по макушке. Пока стекло ехало вверх, Антон успел сунуть руку в кондиционированный сумрак «Кайена» ещё раз, чувствуя, что попал в угол рта, однако удар получился не сильный. Стекло закрылось и автомобиль завыл сигнализацией, а Сырников развернулся и пошёл в свой ресторан, ибо пришла пора готовить своё заведение к открытию.
Какое-то время он не выглядывал на улицу, совсем забыв о происшествии, занимаясь накладными и счетами на овощи, креветки и лосось и ругаясь с поставщиками вялой зелени. Но через два часа в ресторан пришёл Марс Гильдеев и подозрительно уставился на Антона.
– Хохов-старший в рыло получил от неизвестного Робина Гуда, – сказал он ухмыляясь.
– Как старший? – Изумился Сырников, и холодная струйка побежала у него между лопаток. – Я слышал, что Эдику перепало.
– Иван свет Иванович, он самый, – кивнул Марс, продолжая разглядывать Антона. – Сидел он в своей новой машине, никого не трогал, ждал директора магазина, на склад собрались, и тут такой наезд! Давненько Чугунок не огребал, с девяносто пятого. Вот дела!
– Да как же так? – Растерялся Антон, не понимая, как он мог ошибиться. «Кайен» Хохова-младшего был слишком приметен, чтобы его перепутать с чем-то ещё.
– Так ты не знаешь, кто это так изумил народ? –Спросил Гильдеев, в упор рассматривая Сырникова. – Говорят он в серой такой рубашке был, в крупную клетку.
– Без понятия! – Мотнул головой тот, наконец, осознавая, что попал в переплёт. – Но я заметил, стоял тут «Кайен» Эдика…
– Ан, нет, – покачал головой Марс. – Это машина старшего Хохова. У них и цвет и номера теперь одинаковые – три девятки, только буквы отличаются. Уже месяца два, как Иван Иванович свой «Паджеро» продал.
Антон промолчал, продолжая судорожно размышлять.
– Ну, я пойду, – сказал Гильдеев, зачерпнул из чашки, что стояла на столе, горсть солёных орехов, и вразвалку удалился.
Минут тридцать Сырников ходил по своему небольшому кабинету, тормоша редеющую шевелюру, спонтанно молясь и изредка ударяя себя по лбу. Наконец, он снял свою приметную клетчатую рубашку и засунул глубоко в шкаф, натянул застиранную футболку с логотипом своего ресторана, посмотрелся в зеркало и понял, что это не поможет: пройдёт ещё пара часов и его раскроют. Выход из ситуации напрашивался только один. Он взял телефон, нашёл номер Довганюка и нажал на вызов:
– Максим, доброго здоровья тебе, друг!
– О, Антоха! –обрадованно загудел голос в телефонной трубке. – Где ты пропадал, как же я рад тебя слышать!
– Макс, ты шоколад любишь? – Спросил Сырников.
– Я? – Удивился голос. – Вот это заход! Нет, это не мой продукт, я Бордо люблю, лучше Сент-Эмильон или Пойяк, но ты же знаешь, жена моя и дочка Настя по нему просто с ума сходят. Даже коллекционируют, сластёны!
– Макс, а ты знаешь, где делают лучший в стране шоколад?
– Где же?
– У нас в Зарецке!
– Ух ты, это ещё как? – С сомнением произнес Макс.
– Великая шоколадница Даша Зарецкая! Это имя ты слышал?
– Да, от Женьки слышал. Так это ваш что ли Зарецк? – Оторопел Макс. – Даже не подумал бы!
– А то, – гордо сказал Антон. – Через неделю, в субботу, открытие авторского магазина Даши. Будет эксклюзив, штучный товар и коллекционные наборы. Приглашаю!
– Вот это заход! А шоколадная сова будет? Да? Жена с дочкой с ума сойдут от счастья! Конечно, приедем, старые времена вспомним! Эх, жаль я теперь не пью, только немного вина, но в честь такого дела… А помнишь, как ты меня с поля боя вынес?
– Ладно уж, давно это было, – скромно сказал Антон, порадовавшись, что старый друг не забыл то, что нужно. – А сова будет такая, что сами ухнете!
– А я как сейчас помню те времена, и кроссовки храню, – сказал Макс, хотя в момент выноса с «поля боя» он был мертвецки пьян и вряд ли воспринимал реальность адекватно. – Ну, жди всё наше семейство, замётано, сову готовь! В пятницу вечером буду. Вот это заход!
Они распрощались и Сырников с надеждой и тоской посмотрел в окно: дверь шоколадного магазина была приоткрыта и ветер колебал её из стороны в сторону. Он открыл старый сейф советских времён, что стоял в его кабинете и вынул оттуда пачку денег, перетянутую резинками. Эта сумма была отложена на смену столов в главном зале, но теперь её предстояло инвестировать в собственные жизнь и здоровье через шоколадный бутик. Антон вернулся в Дашин магазин и застал его хозяйку в полном унынии. Он опять сделал кофе себе и ей, поскольку надо было чем-то занять руки, и сказал уверенно: